Все дневники Чамберса лежат в железном ящике, который заменяет сейф. Он приварен к полу жилого фургона. Под левой нижней койкой. Мало кто знает, что на самом деле этот дневник не десятый по счету, а одиннадцатый. Первый, с истрепанной кожаной обложкой, никто, кроме меня, не видел. Внутрь я не заглядывал, но знаю, что среди затертых до прозрачности страниц лежит пачка фотографий. Джек их никогда и никому не показывает. Иногда он подолгу перебирает эти пожелтевшие карточки, стараясь не выдать своих эмоций. Получается плохо. Это последнее, что у него осталось от прошлой жизни. Пачка фотографий и еще настольная лампа с бордовым матерчатым абажуром.
— …А вот почему так, я не знаю. — Это голос Джерри Стаута. Он крутит в руках большую раковину, подобранную на берегу моря. Рядом с ним сидит Билл, с кружкой чая и бутербродом. У нашего малыша Тернера отменный аппетит. Уже полчаса они спорят, почему в Новом мире все раковины закручены в другую сторону. В Старом мире «левые» раковины встречаются редко. У них возникают какие-то дикие киральные идеи, в которые они и сами не верят. Но тем не менее регулярно устраивают споры по этому поводу. В такие моменты они даже про свою обоюдную неприязнь забывают.
Елена что-то записывает в журнал и тихо переговаривается с Настей. Рядом с ними сидит Никоненко, расписывая красоты Сибири и Кавказа. Иногда они вспоминают фразы из старых фильмов и смеются. Даже Карим, который пересмотрел все кассеты из Настиной коллекции, и тот понимающе усмехается.
А на следующее утро я глупо подставился. Как зеленый новобранец или прыщавый юнец, которому вчера выдали форму и он возомнил себя героем. Тьфу! Как последний шлабор! Такими вещами не принято гордиться и рассказывать приятелям за кружкой пива. Потому что дурак.
В тот день мы с Каримом ушли вверх по течению реки. Проехали около тридцати двух километров. Наметили несколько удобных мест для временной стоянки и нашли место, куда приходит на водопой местное зверье. Глинистый берег был истоптан и покрыт следами копыт. Чуть дальше обнаружили несколько скелетов. Судя по всему — местные антилопы. Водопой — он всех привлекает. И травоядных, и хищников. Так или иначе, но место нам не понравилось. Берег был местами заболочен, и амбре стояло такое, что мы поспешили оттуда убраться. Чуть дальше берег стал тверже, и под колесами захрустел песок, перемешанный с кремниевой галькой. Деревья подступали к самой воде, переплетаясь с тростником, растущим у берега.
Мы остановились у небольшой заводи. Спокойное место, зверья не видно. Даже местный рогатый скот, уже порядком нам надоевший, куда-то подевался. Карим окинул взглядом окрестности и спустился к реке. Внимание привлекли несколько камней, выступающих из воды почти на середине реки. В некоторых местах поверхность шла рябью, что указывало на маленькую глубину. Неужели брод нашли? Надо доставать из багажника лодку и проверять. Лезть в эту мутную воду желания не возникало. Кто знает, что здесь плавает…
Связался с лагерем, повесил микрофон на место и выбрался из джипа. Тьфу, жара проклятая… Вытер платком лицо и поправив автомат, висящий на плече, сделал несколько шагов. Слева от меня — густые заросли кустарника, очень похожего на самшит. Эти двухметровые кусты превращаются в непроходимую чащу. Жилье для местных пернатых и мелких грызунов. По крайней мере, я так думал. До последнего момента.
Я ее не смог заметить. Да и не успел бы. Будто тень мелькнула. Бесшумно, как призрак. Даже под широкими лапами ничего не хрустнуло… Сильный удар в плечо сбивает меня с ног. И повернуться не успел… Отлетел в сторону, ударившись затылком в дверь джипа. Помню только нож, который как-то очутился в левой руке, и теплую кровь, брызнувшую в лицо. Крик Карима, выстрелы. Я еще бью эту тварь ножом, не разбирая куда и как. Такое чувство, что она рвет меня на куски, но дерусь. Вжимаю голову в плечи. Еще выстрел! Опять крик. Кто-то рычит. Это мой голос. Я рычу на эту тварь, вцепившуюся мне в руку. Еще один удар — и все… Темнота.
Сознание возвращалось медленно, словно нехотя. Будто знает, что вместе с ним в тело вливается боль.
— Что это? — успел спросить я, и сознание опять потухло. Как перегоревшая лампочка.
Мы куда-то ехали. Я видел пятна пота на куртке Шайя, сидевшего за рулем, и пыльные разводы на лобовом стекле. По нему громко хлестали ветки. Джип иногда подбрасывало на очередном ухабе, и Карим срывался затяжным певучим матом, перемешивая арабский, французский и русский языки.
— Не рви нервы, — он повернул голову и прошипел сквозь зубы: — Лучше ругайся! Не молчи!
— Все нормально, — процедил я. Сознание иногда подводило, и я опять проваливался в темноту. Она затягивала в мутный, искаженный водоворот, исчерканный редкими проблесками реальности. Будто молнии вспыхивают в мозгу, причиняя сильную боль. Серая взвесь мелькала, как черно-белое изображение в испорченном телевизоре.
— Нормально — это когда рядом госпиталь и медсестры в белых халатах! А сейчас — просто разговаривай! Радуйся, что эта тварь промахнулась и не задела артерию. Тут бы и сам Господь Бог не помог.
— Что это было?
— А я откуда знаю? Я таких здесь не видел! Не переживай: главное — что руки и ноги на месте! Все остальное лечится.
— Н-н-нормально…
— Сейчас приедем, привяжем тебя к койке и заштопаем! Помнишь, как наш док говорил? Хорошо зафиксированный пациент в наркозе не нуждается!
— Он это говорил про л-л-ласки и ж-ж-женщин.
— Один хрен! Главное — привязать правильно… Только не молчи!
— Все хорошо… норм…
— Не смей молчать! Нардин, зараза! Только попробуй умереть, сержант! На том свете найду и прибью! Даже думать не смей! Говори!
21 год по летоисчислению Нового мира.
Безымянное ущелье к северо-востоку от перевала Арч-Корт.
— А ты не боишься, Карим? — усмехнулся Умар.
— Нечего мне бояться, — в тон ему ответил Шайя и спокойно огладил бороду, — я уже достаточно пожил на этом свете.
— Смерти все боятся.
— Тебе лучше знать, — ухмыльнулся Карим. — Но между нами есть разница.
— Оставь, Шайя, — скривился Гаргаев, — и ты, и Нардин ничем от меня не отличаетесь. Вы как были грязными наемниками, так и остались. Только я сражаюсь за свой народ и истинную веру.
— За истинную веру? Воистину, Аллах милосерднее, чем я думал. Он терпит таких придурков, как ты. И тысячи других уродов, которые превратили хорошую идею в очередной бизнес. Не надо сверкать на меня своими глазами. Мне твои взгляды — тьфу, и растереть.
— Ты превратился в грязного гяура, Карим! Тебя даже твой народ отверг. Как этого француза. И вы вернулись в эти горы не просто так. Вы пришли за бумагами Чамберса. Они так дорого стоят? Вы не побоялись встретиться со своими кровниками. Нардин даже своего щенка притащил.
— Этот щенок, как ты выразился, стоит десяти таких шакалов, как ты. Так что не спеши радоваться.