Двери взламывать я не умел, да и сил для того, чтобы снести к чертовой бабушке вроде бы непреодолимую преграду, просто не нашлось, за исключением разве что… Прикрыв глаза, я представил себе замок, ровно так как представлял себе прутья решетки в подвале дома Захара, а потом, постепенно, почти крадучись, начал стирать ту часть образа, где предполагался сам замок и стержни, блокирующие дверь и коробку. Сразу запахло сначала жженым деревом, потом и вовсе чем-то странным. И едва я посчитал, что работа закончена, как кто-то с силой дернул меня за рукав, и, не удержавшись, я кубарем покатился по ступенькам.
— Вот, дядя, говорил, что пригожусь… — слова шалопая потонули в грохоте падающей конструкции. Появись воришка на секунду позже, и тяжеленная, килограммов в двести железная плита придавила бы меня к полу, ломая кости и рвя сухожилия. Был ретранслятор, а стала отбивная. Мрачный конец.
От падения я напрочь сбил ладони, ударился коленом, а в завершение всего до искр в глазах приложился к стене бритым затылком, да так, что дух перехватило. Однако недооценить новый опыт было невозможно. Вот тебе стенка и вот тебе проход. Что еще нужно. Был бы я Аладдином, запертым в пещере разбойников, наедине с несметными богатствами, этот опыт и вовсе оказался бы бесценным.
Когда пыль осела, а пожар, было перекинувшийся на обои, был нейтрализован Мишаней, мы осторожно двинулись вперед. Квартира была не моя. Я с сомнением переступил порог и завертел головой в поисках знакомых деталей. На удивление все стояло на своих местах и следов мародерства не наблюдалось. Фигурки фарфоровых слоников, в два ряда, толстый цветастый ковер в прихожей и дорогие обои в бешеных огурцах. Сдав назад, я с сомнением посмотрел на номер квартиры на планке над дверным косяком, потом оглядел знакомый дверной звонок и, чтобы быть полностью уверенным в том, что рассудок потерян не был, поднялся на следующий лестничный пролет и выглянул в окно. Двор точно мой. Вон гаражи, где каждые выходные резались в домино и употребляли горячительное местные работяги. Вон лавочка, где так замечательно было сидеть летним вечером, неспешно смакуя пиво и наслаждаясь вечерней прохладой и тишиной. Редкие, уже давно разобранные на запчасти автомобили, стоящие рядком именно в таком порядке, в котором я их всегда помнил. В моем дворе вообще с парковкой было туго, и потому местные автолюбители всегда ревностно следили за тем, не занял ли кто чужое место. Машины изуродованы временем и катаклизмом, но понять, чем они являлись до этого, можно. Здоровенный зеленый внедорожник с дыркой на правом переднем крыле, тот дяди Вити, жизнерадостного бородатого мужика из пятого подъезда. Дальше „фокус“ соседа по лестничной площадке, следом „пятерка“ странного на вид молодого парня. Он еще постоянно прихрамывал, а когда я пытался поздороваться, то отводил глаза и старался проскочить как можно быстрее…
— Дядя! Хата целая. — Мишаня доверительно подергал меня за рукав. Кто бы мог подумать, что в этом тщедушном тельце могла скрываться такая сила, а ну-ка, сдернул с места здорового мужика и не поморщился.
— Что тебе? — вынырнул из собственных размышления я, скосив глаза в сторону воришки.
— Чего застыл, дядя? — поинтересовался мой маленький товарищ по несчастью. — Хотел же в хату, так иди. Вон, целехонька стоит. Удивительно.
Нахмурившись, я еще раз прикинул, не ошибся ли домом, улицей, городом или вовсе страной, но выходило, что пришел именно туда, куда надо. Может, какие хапуги умудрились вселиться в квартиру, пока меня не было. Сколько времени прошло с момента аварии до катастрофы, я не знал и, решив выяснить все до конца, я вновь заторопился, теперь уже вниз по ступенькам.
— Руками ничего не трогай, — одернул я шаловливые ручки Мишани, потянувшиеся к застывшим навсегда электронным часам в форме земного шара, — а то мало ли что. Неспроста же тут ничего не трогали, а ну как зараза?
— Да брось, дядя, — Мишаня шмыгнул носом, но руки от чужих вещей убрал и весь осмотр производил, скрестив их за спиной.
Обои были старые, выцветшие, местами побитые грибком. Паркет, а у меня был линолеум, тоже не являлся новоделом. Электрика оказалась стандартная, каналы под провода штробили в стене и укладывали туда кабель, в то время как я, по случаю, замутил себе винтажную внешнюю проводку на деревянных скрутках. Окна! Я метнулся в большую комнату и уперся в старые, но добротные рамы. Моих хваленых стеклопакетов как не бывало.
Ну, допустим, кто-то переехал в мою квартиру и, может быть даже, прописался, дав чиновникам на лапу, но капитальный ремонт под старение, зачем же такое делать? Если и было это, то стоило немалых денег, а обладателю подобного капитала, вместо того чтобы тратиться на строителей и взятки, проще было снять или купить чистый жилфонд.
Решив не озвучивать свои сомнения, я прошелся по комнате, отметив, что та обжита, точнее была обжита. Хозяева в один прекрасный момент просто покинули жилище, вышли на работу или решили съездить за город, отдохнуть на выходных, да так и сгинули в этой кутерьме. Внимание привлекла большая фотография на стене. Рамочка, простая, деревянная, из тех, что можно было купить в любом фотокиоске или на развале у метро, а в ней цветное фото. На нем миловидная девушка с озорными глазами и дерзкими скулами, человек мне незнакомый. Рядом же с ней я. Оба улыбаемся, смеемся над чем-то, а за спиной длинная серая стена в странном нечитаемом граффити в красных и черных тонах. Фото стильное, и это еще один сюрприз. Остановившись около собственного портрета, я снял фото со стены и, вскрыв раму, достал фотографию. Как при беглом, так и при ближайшем рассмотрении в подлинности снимка усомниться не получилось. Самая обычная карточка, и если это подлог, то очень уж виртуозный. Ну кому, спрашивается, нужно менять обстановку в моей квартире, заваливать ее предметами женского обихода и шопить рядом со мной незнакомую девицу? Странно все, очень странно. Машинально я свернул фотографию и убрал ее во внутренний карман куртки, показав Мишане на выход.
— Потопали. Хотя стой, погоди. — Подойдя к платяному шкафу, я распахнул дверцы и, к собственному удовлетворению, обнаружил ряд коробок с обувью. Вскрыв одну из них, я тут же отставил ее в сторону. Ничего примечательного, простые туфли-лодочки. Вторая коробка хранила женские мокасины в жуткий цветочек, а вот третья порадовала. В продолговатом черном коробе из фирменного магазина обнаружилась пара почти новых кроссовок светло-розового цвета. Подняв коробку, я всучил ее Мишане.
— На вот, примерь.
Тот кивнул и, скинув свои опорки, шустро засунул грязные ноги в новую обувь.
— Ну как? — поинтересовался я, наблюдая за довольной физиономией мальчишки.
— В самый раз, дядя, — расплылся тот в щербатой улыбке и показался мне сейчас еще младше. — Знал, с кем связываюсь.
— Пошли.
— А хабар?
Я окинул взглядом комнату.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, посуда там, шмотки, одеяла, — начал перечислять, загибая пальцы с обгрызенными ногтями, маленький карманник. — Тут пошарить, так очень неплохо подняться можно.