— Вы так торопливы. — Голос за спиной изменился с насмешливо-угрожающего на холодно-предостерегающий. Что ж, и на том спасибо. Белугин решил больше не вступать в дискуссию и погрузился в собственные мысли. Невеселые по большей части.
С дачи они с Ольгой отправились в город. Прикрывавшие их боевики все время находились неподалеку. Даже не поймешь сразу, то ли охрана, то ли конвоиры. Когда Евгений в шутку сказал об этом Ольге, та смерила его презрительным взглядом, обидчиво поджала губы и отвернулась.
В Москве они долго петляли по улицам, пару раз меняли извозчика и, наконец, добрались до нового места обитания. Сначала Белугин несколько опешил, увидев глухую каменную ограду с видневшимися вдалеке массивными одностворчатыми воротами.
— Не рановато тебе в такое заведение? — шутливо осведомился он у Ольги. — Если не ошибаюсь, это ведь Покровский женский монастырь.
— Не смешно, — отрезала девушка, построжев лицом.
— Ладно, не буду, — покладисто согласился Евгений.
Пройдя цепочкой по узкой тропинке, они вышли к большому садовому участку, вольготно раскинувшемуся за оградой.
— Летом здесь, наверное, красиво, — пробормотал себе под нос Белугин, с интересом рассматривая узкие дорожки, выложенные гравием, — даже сейчас хорошо расчищенные и плотно утрамбованные, — пролегавшие в тоннелях высокого кустарника. И над всем этим великолепием царила такая мирная, устоявшаяся тишина, что казалось, будто все мирские напасти и невзгоды обходят это место стороной, не осилив высокой каменной ограды.
Охранники уверенно свернули на едва приметную тропинку и, раздвигая руками низко нависшие ветви, повели их в глубь участка. Метров через пятьдесят они вышли на небольшую поляну. Справа к ограде прижался небольшой флигелек, покрытый бурой черепицей.
— Пойду доложу, обождите немного, — сказал Павел и ушел в дом. Евгений хотел было закурить, но вовремя вспомнил, где находится. Ольга стояла молча, с совершенно безразличным видом. «Студент» топтался неподалеку, сторожко оглядываясь по сторонам.
Евгений на всякий случай прикинул, как отсюда удобнее добираться до полученной в Питере явки московского отделения Службы и недовольно поморщился. Выходило, что придется тащиться чуть ли не через весь город.
— Заходите, товарищи, — прервал его размышления показавшийся на крыльце Павел.
— Нам, если можно, общую келью, — улыбнулся ему Белугин, проходя мимо.
— Обязательно, — вернул улыбку охранник. — Сейчас по коридору прямо, потом направо и до самого конца. Там и будет ваша, хе-хе, келья.
Комната поразила своей аскетичностью. Узкая кровать, заправленная синим одеялом, два табурета… что еще? Да все, пожалуй.
— М-дя, явно не «Хилтон», — подвел итог недолгому осмотру Белугин. — Оля, ты где расположишься?
— Ты обожди, я скоро. — Девушка исчезла в коридоре, оставив на кровати свою сумочку. Евгений задумчиво глянул ей вслед, на цыпочках подошел к двери и осторожно выглянул наружу. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ольга уверенно открывает дверь в другую комнату, расположенную чуть наискосок, по противоположной стороне.
А прямо на пороге ее встречает… да нет, не может быть! Память, услужливо воскресившая прочитанное некогда совсем по другому поводу досье, теперь «выводила на экран» внутреннего зрения ровные строчки сопроводиловки:
«Гришаков Фома Савич, из старообрядцев. Владелец одной из десяти крупнейших московских текстильных фабрик. Годовой доход…» Мама дорогая, здравствуй! Это что же получается, господа революционеры уже успели на прямой контакт с представителями купеческой аристократии выйти? Нет, не Морозов и не Гучков, и даже не Рахманов с Третьяковым, но фигура та еще — такими деньжищами пахнет, что закачаешься. Или… стоп, может, ларчик открывается проще — боевики решили (не безвозмездно, конечно) пособить промышленнику от конкурента избавиться? Значит, вот откуда растут ноги у липового покушения. Но, погодите-ка, зачем Гришакову здесь светиться, все ведь уже вроде бы обговорили. Непонятно. Что ж, тем интереснее, судя по всему, будет дальше. С этой мыслью он аккуратно, стараясь не шуметь, прикрыл дверь.
— Скажите, пожалуйста…
— Пожалуйста!
Ладно, попробуем по-другому.
— Можно мне салат…
— Ну вы спросили! Откуда ж мне знать, можно вам салат или нет — я ж не врач!
Официант улыбался так нагло, что Алексей с трудом поборол мучительное желание вышибить ему несколько зубов или поставить хороший бланш под глаз. Такой, чтоб освещал безлунной ночью дорогу не хуже иной путеводной звезды. И, что характерно, не боится ведь, падаль, что заиграется, неужели за спиной настолько мощную поддержку чувствует? Ну, что стучит в соответствующие органы, так это и ежику понятно — как бы еще такой жлоб от фронта сумел увильнуть, но все же. Поезд, в котором они сейчас благополучно следовали к месту назначения, славному городу Мурманску, тоже к разряду простых не относился. Равно как и его пассажиры. И нарываться «доблестному» представителю обслуживающего персонала столь откровенно явно не следовало. А ну как обратку получишь? Собственно, чего далеко ходить, сейчас как раз такой случай!
— Любезный, а как у вас со строевой? — вкрадчиво осведомился Белугин, поймав бегающий взгляд официанта и жестко зафиксировав его. — В глаза мне смотри, сука!
— Не пугайте мальчонку, гражданин. — Сосед Алексея по столику, импозантный седой мужчина в отличном костюме, белоснежной сорочке и галстуке в тон, лениво отложил газету (шведская «Фолькетс датблат», между прочим) и скучающе взглянул в окно. — Еще обделается со страху, а я, признаться, брезглив. Не хочу потерять аппетит из-за дурных запахов.
— Испарись! — велел Белугин халдею и с любопытством спросил: — Простите, а вы русский? Признаться, увидев, что вы читаете закордонную прессу, я подумал, что передо мной работник иностранного посольства.
— Не удивлен, — брюзгливо поморщился сосед. — В вашем ведомстве всегда любили делать поспешные выводы.
— В каком таком «ведомстве», — попытался прикинуться дурачком Алексей. — Не понимаю.
— Бросьте, я вашего брата за версту чую. Еще с Гражданской. Ох и попили вы у нас кровушки. Сейчас как вспомню такого вот молодчика, что мне в двадцатом «наганом» в лицо тыкал и требовал, чтобы я ему все золотишко немедленно представил. А иначе, дескать, он немедленно поставит нас к стенке. И меня, грешного, и товарища Фрунзе… Эх, романтика!
— Как это?
— Да вот, была такая история. Говорили после, что небезызвестный Лев Давидович хотел таким образом убрать лихого командарма, взявшего Бухару и поломавшего при этом кое-какие далеко идущие планы наркомвоенмора в отношении среднеазиатских республик. Ну и отомстить заодно, как же без этого. Дрянь ведь был человечишка, если подумать. Мелочный, злопамятный. Взять то же дело Щастного…