— Нет, я не сумасшедший.
— Невиновен по собственному признанию, — сказал Комбат и выплюнул зубочистку в сторону, в темноту, в занавеску. — Влад, а как ты намерен объясняться с охраной? С контролем? С Хозяевами?
— Я — никак. Вы меня должны провести. Причём я бы хотел сохранить и своё инкогнито, и жизни охранников. Жизни охранников — это очень важное условие задачи. Приоритетное. Правда остальные — Хозяева, контроль — меня не очень волнуют.
— Денег у тебя с собой сколько? — спросил Комбат.
— Очень много.
— А жизней? Твоих?
Влад засмеялся. Подошёл, перешагнув стоящий на прихваченной мягким морозцем земле второй рюкзак, присел рядом с Комбатом — на уголок ящика со снаряжением. Рядом опустил свою сумку. Ничто не звякнуло.
— Меньше, чем у беспородной кошки. Владимир Сергеевич, если уж взялись — давайте делать дело. Мне нужно в Карьер, к самой вашей «белочке». Я хочу, чтобы мы прошли тихо и — очень важно! — не убивая людей.
— «Карусель» пройти легче, чем профсоюзную охрану, — сказал Комбат с чувством. — Они сейчас даже от атаки семейки рязанских отбиваются без потерь. Запретка толщиной в пятьсот метров, «контролька» сплошь минирована. Крупнокалиберки с горячим боеприпасом. Два-три контролёра. Пять-десять берсерков. Триллеры в количестве. Плюс один-то уж голегром точно. И натасканный. Кукумберы.
— Но ведь мы же не рязанские.
— Не поспоришь. — Комбат помолчал. — Влад, что тебе надо в Зоне?
— Вопрос стоит так: что мне надо от Зоны?
Комбат помолчал.
— И что? Счастье для всего человечества?
— Ну-ну, Владимир Сергеевич. Чего тогда стоит человечество, если его осчастливить — одной Зоны хватит?
Комбату стало страшно. Рядом с ним сидело чудовище — он ясно, до колик в животе, понимал. Непонятное, огромное, беспощадное чудовище. Инопланетянин. Чужой. Комбат версус Алиен. Или за?
Бедная баба тётя. Бедный Комбат. Сейчас самое время спросить: кто ты, Влад? Ага, а он ответит: я есмь Он. Или как там? Я — Сущий? Нет, он ответит так: если я скажу, мне придётся тебя убить. Но говорить что-то надо. Поддерживать разговор. А то он меня заподозрит… в чём-нибудь.
— А в Зоне есть что-то такое, что может дать человечеству счастье? — спросил Комбат.
— Откуда же мне знать? — удивился Влад. — Тут вы сталкер. Впрочем, Зона — часть планеты, а на планете, безусловно, есть что-то такое, что вполне могло бы и дать счастье человечеству. Владимир Сергеевич, нам пора идти. Я тщательно подготовился к выходу и знаю, что вы так и не открыли никому ваш личный способ проникновения в Карьер. И сами туда ни ногой. Поэтому профсоюз старался и старается вас купить. Именно поэтому, кстати, вы и живы до сих пор, что никому не выдали свой трек. Проведите меня. Обещаю, что я никому никогда не скажу, как мы прошли. — Он счёл нужным добавить: — Лгать я не умею.
— Либо умеешь очень хорошо. Трансмутационка — не единая гитика, — сказал Комбат. — Там система гитик, «комбо». Видимо, случайная. Чёрт знает, в общем. Там разлом в почве. Как ледниковая трещина. Лично я не верю в высший разум Матушки. Пара мощных «калейдоскопов», синхронизированная очень редким по структуре гравитационным деревом. И всё это стоит на обширной площадке «маминых трещин». «Трещины» перестроены деревом по векторам выхода и входа «калейдоскопов». Сами же «калейдоскопы» в противофазе.
— Я читал описания.
— Все эти описания можно квалифицировать исключительно как топографические… В общем, там три «калейдоскопа», а не два. Третий — блуждающий. Спутник.
— Ух ты! — сказал Влад. — Вот этого нигде не было. Тройник!
— Да нет, квартет. Третий «калейдоскоп» тоже имеет пару, он не уникален. Но его пара далеко за пределами Карьера.
— Вы что, прошли в Карьер через «калейдоскоп»?!
Комбат помолчал. Сплюнул каким-то комком. Достал сигарету и, мать её, закурил.
— В общем, дорогой мой родственник, мой личный путь в Карьер настолько нерадостный, что мама дорогая, — сказал он, отплёвываясь от крошек табака. — Мне о-очень не хочется его заново торить. Хоть я и знаю частоту входного «калейдоскопа».
Теперь помолчал Влад.
— А почему этот, третий, до сих пор не обнаружен?
— Тысячу раз его видели. Он описан в справочниках как экспресс-спецэффект. Воздушная линза. Нестабильная. Там же разлом, минус сорок пять метров на уровне трансмутационки, солнышко только летом в середине дня, на полчаса. А на электричество третий «калейдоскоп» не отзывается. А ультрафиолет туда спустить так никто до сих пор не дотумкал.
Воцарилось молчание. Комбат курил, выдыхая дым между колен.
— У меня с собой действительно много денег, — произнёс Влад. — Порядка миллиона евро на пяти картах. Есть вариант заплатить за проход по трассе?
— Для начала нужно знать, что ты будешь делать у «белочки». Если у тебя в сумке ядерная бомба и ты агент партии зелёных, то я-то нет. Я выхожу, Влад, чтобы вернуться. Баптистские, зелёные и общечеловеческие сталкеры-пенетраторы давно уже не в моде. Они давно в доле. Кто ходила, я имею в виду. Остальные либо в сырой земле, либо вон, в парламенте.
— Нет, ничего такого у меня с собой нет, — произнёс Влад.
— А что есть?
— Я есть, — сказал Влад.
Комбат массировал живот, просунув руку под раскрытый нагрудник спецкостюма. Колика уже явно была не нервная — родная, приветственная. Матушка приветствовала его, хорошо, что на сей раз здесь, на ничейной полосе. Подзадержались на нейтралке, да…
— Значит что, Влад, — сказал Комбат, затаптывая окурок, терпеть было уже невозможно. — Ты сиди на месте, а я отойду по нужде. Ты сам как, нормально? Ничего не болит, желудок?
— Всё в порядке. Сижу на месте, жду вас.
Фонарь Комбат брать не стал. Сейчас он даже радовался начавшейся протоколописательской активностью кишок во славу Матушки. Посидеть и подумать, пока длится сраженье. Повод превосходный.
Его личный «сундук для мертвеца» прятался по Честертону: лист — в лесу. Самая старая лёжка старины Комбата. Лесополоса на границе между выходом к Саркофагу и треком на Монолит и на Мёртвый Колхоз. Маскировал лёжку Комбат с помощью редчайшего артефакта — «занавески». За годы она так разрослась между деревьями и кустами, что иной раз Комбат и сам тратил немало времени, отыскивая дорогу к «сундуку» между полотнищами плоского миража. Все сталкеры (и не только сталкеры) жалели, что нельзя использовать «занавеску» в качестве маскхалата. Газ, к сожалению, игле и ниткам не подчиняется.
Ориентироваться помогали звёзды: светили ярко с чистого морозного неба. Поглядывая на них, Комбат сделал два поворота налево, считая шаги между поворотами и нетерпеливо отбрасывая голые ветки карликовых акаций, поворот направо, осторожно раздвинул локтями «занавеску» у мёртвого тополька. Вот и «нужник», тупичок «занавесной» гитики. Яйцеобразная люлька от старинного мотоцикла, в ней — лопатка и туалетная бумага в пакете.