Президент Волков вяло реагировал на обвинения в покушении на территорию соседнего суверенного государства. Просил привести хоть одно доказательство причастности русских. Обиженные бурдистанцы хорохорились и били себя кулаками в грудь. Толпы фанатиков бушевали на улицах.
А потом произошло и вовсе уж неожиданное событие. Бурдистан атаковал Россию ядерным оружием. Запустил две ракеты, недавно только изобретенные. Вся бурдистанская страна замерла в ожидании — это был гордый самоубийственный вызов. Население ждало возможности отдать свои жизни за Бурдистан и лично за Отца Нации. Но ничего не случилось. Неизвестно было даже, куда попали или куда пропали эти ракеты.
Бурдистан не успокоился. Он продолжал запускать свои ракеты с упорством и даже любопытством мальчишки, бьющего стекла в милицейском участке, — к чему это, мол, приведет? Не происходило ничего. Ракеты исчезали с экранов радаров, пролетев по российской территории не больше десятка километров. Запаса ядерных ракет маленькой, но очень гордой страны хватило ровно на неделю.
Ночью, через два часа после того, как была использована последняя ракета, все предприятия, которые имели отношение к их производству, и главным образом Дурмурстарский ядерный центр, замаскированный под фабрику по производству ковров с изображением Отца Нации, — все взлетело на воздух.
Русские не подводили никакой теоретической базы под свой вызывающий поступок. Они вообще ничего не объясняли. Мировое сообщество разразилось обиженными и яростными криками. ООН пыталась объявить России гневный протест, но русские дипломаты только удивленно поднимали брови. «Что случилось? Сгорела Дурмурстарская фабрика по производству ковров с изображением Отца Нации? Глубоко сочувствуем! Что вы говорите? И пять заводов по производству часов и чайников с изображением Отца Нации тоже сгорели? Это просто ужасно! Надо помочь нашему южному соседу! Мы срочно вышлем три автопоезда с плакатами и открытками, на которых напечатан портрет всеми уважаемого Отца ихней Нации. Потому что ихнее население не должно страдать, оставаясь без лицезрения любимой бородатой физиономии. Мы обязательно поможем! Полиграфическая база у нас развита хорошо».
В России все было развито хорошо.
Мир испуганно притих. Это было началом новой, никому пока не понятной политики. Основанной на не известной никому технологии. Можно было утешать себя тем, что технология эта была направлена на благое дело — уничтожение наркотиков. Но никому не было ясно, на что она могла быть направлена в следующий момент.
Шаткое равновесие мирового сообщества нарушилось.
* * *
Рихард тряхнул головой, возвращаясь к реальности. Конечно, он жадно следил за всеми событиями в России с тех пор, как сбежал оттуда. Он собирал все газетные статьи. Он подклеивал их в огромный альбом.
Он пытался анализировать. Но это не поддавалось анализу. Это не поддавалось вообще ничему.
«— В новом веке нам нужно новое понимание того, как человечество будет жить дальше, — продолжал монотонно говорить в телевизоре президент Волков. — Хватит уничтожать друг друга. Хватит уничтожать природу. В природе человека заложена агрессивность. Нужно справиться с ней. Иначе человек очень скоро разрушит все. Сейчас человечеству нужно сплотиться в борьбе с самым страшным своим врагом — тяге к самоуничтожению. И ликвидировать агрессивность!
— И как же сделать это? Изолировать людей, склонных к агрессии? Может быть, убивать их?
— Необходима продуманная, всеобъемлющая система воспитания…
— Но это же утопия!
— Если хотите — считайте Россию утопией. Состоявшейся утопией. Реализованным обществом счастья.
— Это — антиутопия! — К микрофону прорвался экзальтированный человек с бородой радикально черного цвета. — Россия — это тоталитарное общество, прикрывающееся иллюзией благополучия! Почему с каждым годом уменьшается количество людей, выезжающих из России на отдых? Ваши люди не знают ничего о западных странах! Так было когда-то в пятидесятых-шестидесятых годах. Вы изолируетесь от остального мира!
— Не согласен с вами. Зачем русскому человеку ехать на отдых за границу и лишать себя привычного российского комфорта? Напротив — все больше туристов всего мира предпочитает отдыхать в России. Ломается стереотип, что лучший отдых — это жариться на вредном южном солнце. Человек, знаете ли, все больше заботится о своем здоровье. Самые престижные мировые курорты двадцать первого века — это Уральские горы, Байкал и Камчатка. Тайга, тундра, романтичный русский север…
— Почему вы ограничиваете эмиграцию в Россию?! — не унимался бородач. — Очередь людей, желающих получить гражданство России, растянулась уже на шесть лет! Человек имеет право жить в той стране, в которой хочет! Это завоевание западной демократии!
— Мы не хотим сталкиваться с теми проблемами, которые никак не может решить Европа. Западной демократии нравятся миллионы агрессивных эмигрантов, тяготеющих к экстремизму? Мы достаточно разумны, чтобы учиться на чужом опыте. Мы считаем, что человек должен жить в своей родной стране — цивилизованно и спокойно. А мы постараемся ему в этом помочь. Мы заинтересованы в мире на планете.
— Почему вы отказываете в гражданстве людям мусульманской веры?
— Вера не имеет для нас значения. Вы же знаете — человек, делающий запрос для предоставления гражданства, заполняет анкету для определения агрессивности. А наличие определенной агрессивности — это уже издержки воспитания некоторых… э… южных стран. Не думаю, что это имеет отношение именно к религии…»
Рихард щелкнул кнопкой. Достаточно. Вполне вероятно, что президент Волков не врал. Не было ему необходимости врать, если правда, стоящая за его спиной, была такой хорошей.
Только Рихард уже объелся этим сладким тортом. И когда президент снова заговорил о неагрессивности, приличному и вежливому Шрайнеру захотелось надраться в баре и засветить кому-нибудь кулаком в глаз.
Рихард отчаянно желал выпить чего-нибудь крепкого. Водки, или бренди, или на худой конец шнапса. Но, как выяснилось, гостиница «Ярославская» тоже не входила в «алкогольную зону». Черт возьми!!! Где же находится эта проклятая и желанная алкогольная зона? Можно надеяться, что ближе, чем Уральские горы?!
Герр Шрайнер имел маленькую личную традицию: напиваться в стельку в первый день приезда в любую иностранную командировку. Сейчас он был неприлично трезв. И вся инопланетная роскошь России не могла компенсировать ему этого возмутительного недостатка.
Николай Николаевич Краев находился в полном душевном раздрае. Не лежалось ему на диване, не курилось. И книжки осточертели. И даже любимый «Будвайзер» не лез в глотку, застревал где-то на уровне хрящевого надгортанника.
И однажды, со злостью запулив книгой в стену, в импортные финские обои, Краев, кряхтя, поднялся и поплелся к телефону. Боли в спине замучили его к этому времени совершенно.