Трое людей оторвались от созерцания поверхности своих столов и бросили на Шрайнера тяжелые взгляды.
— А! — вдруг дошло до Шрайнера. — Я это… Я иностранец! Вы уж извините… Я ваши порядки плохо знаю.
— Карту.
Шрайнер выхватил бумажник, как кольт из кобуры. Нацелил карту в бармена.
— Вот!
— Угу.
Бармен скользнул глазами по идентификационной карте. Признаки меланхолии на его физиономии усилились до состояния депрессивной тоски.
«Не даст выпить, — решил Шрайнер. — Не даст, зараза. Прыгаю через стойку, хватаю бутылку и выпиваю на месте. Из горла. Пусть меня потом депортируют».
— Какой водки?
— «Кристалл»! — Шрайнер боялся дышать. Боялся спугнуть удачу. — Сто граммов можно?
— Можно.
— А двести?
— Можно.
— А бутылку взять и унести с собой?…
— Берите.
— А три?
— А денег хватит?
— А сколько это стоит?
Бармен назвал цифру. Цифра впечатляла. Спиртные напитки явно принадлежали в России к предметам роскоши. Шрайнер почесал в затылке.
— Налейте сто пятьдесят бедному немцу, — сказал он. — А там увидим.
Через час Шрайнер обнаружил, что находится за столом не один. Он уже не помнил, сколько выпил к этому времени и сколько за это заплатил. Наверное, пропил свой месячный заработок. Но какое это имело значение? Он сидел за столом, ел пельмени и выпивал стопку за стопкой. Он даже не был сильно пьян. Он просто восстанавливал свое душевное равновесие.
— Хорошо ты квасишь, — сказал человек. — Давненько не видел, как люди так пьют. Ты изголодался, похоже. У вас что, проблемы там с выпивкой?
— Где — там?
— В вашем городе, — терпеливо объяснил человек. — В вашем чумном городе.
Рихард едва не подавился пельмениной.
— Я не из чумного города, — сказал он.
— Ты что, не чумник?
— Я не чумник. Я немец.
— А, вот оно что! — Человек улыбнулся. — А выглядишь как чумник. Прости, обознался. Впрочем, все иностранцы выглядят как чумники.
— Спасибо за комплимент, — буркнул Рихард. — Выпить не хотите?
— Выпить?… — Человек задумчиво посмотрел на бутылку. — Ну давай, выпью. Наливай.
На столе перед человеком неизвестно откуда появился допотопный граненый стакан, засаленный от длительного использования. Шрайнер набулькал человеку треть бутылки. Долил свою стопку.
— За что пьем? — спросил он.
— За чуму, — проникновенно сказал человек. — За нее, родимую. Чокаться не будем. — И вылил в глотку стакан одним махом.
— Прошу объясниться! — пьяно произнес Шрайнер. — Я, между прочим, не желаю пить ни за никакую чуму! И вообще, желаю знать, что происходит!
Все вы желаете знать, что происходит. — Человек вытер губы рукавом, захрустел луковицей, опять-таки неизвестно откуда взявшейся. — Более того, все вы знаете, что происходит. Имеете информацию о протекающих процессах. Только этого недостаточно. Необходимо осмысление происходящего. А вот с этим у вас большие проблемы. Потому что происходящее вам не нравится. Не имея же возможности влиять на происходящее, вы предпочитаете поставить преграду в своем сознании. Перевести себя в состояние душевного сомнамбулизма. Сделать вид, что вы ничего не знаете. Сделать вид, что вы заняты поиском первоисточника событий.
— Ничего я не знаю! — упрямо сказал Шрайнер. — Потому что все, кого я здесь встречаю, кормят меня вместо ответов на вопросы всякой галиматьей. Вот такой же, каковую вы только что произнесли. Да, я хочу знать, что является первоисточником событий! Что стало причиной того, что русские так изменились?!
— Чума. Я же сказал тебе — чума.
— Какая еще чума? Чуму победили давным-давно! Все здоровы!
— Все больны. Все. — Человек вяло махнул рукой. — Вирус сидит в душах. Он делает свое дело. Он делает то единственное, что умеет делать. Больны те, кто заражены. Больны те, кто пока не заражен. Больно человечество. И это естественно. Люди не созданы для того, чтобы жить вечно. Только Старик никак не может умереть…
Шрайнер тупо смотрел на человека. Он никак не мог понять, как этот человек выглядит. Вначале Шрайнеру казалось, что тот имеет вполне русскую внешность — квадратный подбородок, нос картошкой, голубые глаза, отстраненно глядящие из сеточки морщин. Теперь же этот тип больше смахивал на тощего старого индуса. Кожа его стала темной, нос вытянулся, глаза почернели. Длинные седые волосы висели пучками свалявшейся пакли из-под странного сооружения на голове, похожего на тюрбан. Человек был неопределенным. Тающие пятна тумана плыли над столом. Стул под Шрайнером качался, мерно вздымался и опускался на волнах дремлющего океана. Мутные стекла иллюминаторов бросали тусклые блики на дубовые стены.
— Куда мы плывем, Старик? — спросил Шрайнер. — Куда мы плывем? И кто правит нашим кораблем?
Познание не всегда приносит радость, — устало сказал Старик. — Вот так-то, Шрайнер. Путь заканчивается. Все приложили к этому руку. Все. И ты, Шрайнер, тоже. Вспомни, что ты натворил. Такова судьба. Даже я порой не в состоянии предугадать, что случится с людьми через несколько лет. Люди так изменчивы… Люди — дети хаоса. Они несут с собой хаос. Энтропия является для них естественным состоянием. А любая попытка навести порядок является очередным шагом к гибели…
— Еще водки! — крикнул Шрайнер, повернувшись к стойке. И столкнулся с холодным взглядом бармена. Тот стоял рядом со столиком Шрайнера, сложив руки на груди.
— Хватит, — сказал бармен. — Бар закрывается. Два часа ночи. Вот ваш счет.
Шрайнер растерянно обвел глазами помещение. Их было только двое здесь — он и бармен. Стул напротив Шрайнера пустовал.
— Это кто был? — Шрайнер ткнул пальцем вперед. — Что это за человек был?
— Где?
— Здесь. Сидел на этом вот стуле. Мы пили с ним водку.
— Здесь никого не было.
— Как — никого?!
— Никого. Вы весь вечер изволили пить в одиночестве. Выпили две бутылки.
— Нет! Мы же с ним разговаривали!
— Вы разговаривали, — подтвердил бармен. — Причем разговаривали весьма громко. Такое здесь часто случается. Я каждый день вижу, как люди громко разговаривают сами с собой. Особенно после второй бутылки.
Шрайнер поднялся на ноги. Тяжело оперся на стул. Волна спиртовых испарений, исходившая из его рта, дезинфицировала воздух в радиусе трех метров.
— Черт бы вас всех побрал, — сказал он. — И вас, бармен, в том числе. Вы — дети хаоса…
— Это вы — дети хаоса. — Бармен неожиданно улыбнулся в первый раз за сегодняшний вечер, блеснул ровными белыми зубами. — А мы — дети порядка, господин иностранец. Мы спасем вас. Если вы, конечно, не вымрете к тому времени от собственной глупости.