Краев быстро вернулся к Лизе, шлепнулся на кровать, поднял правую руку и задумчиво уставился на браслет.
— Интересно. Очень интересно… А твой наручник тоже сжимается?
— Нет, конечно. Он только вибрирует. Докладывает мне о том, что арестованный сошел с ума и решил переломать себе конечности.
— Интересно… Неплохо придумано. Но есть недоработка конструкции. Я, конечно, не настолько отчаянный тип, но ведь может найтись кто-то, кто пожертвует руками ради свободы. В конце концов, кости срастаются. Вот представь такую ситуацию: арестованный и надзиратель идут по мосту. Внизу проходит поезд. Арестованный прыгает сверху в открытый вагон. Предположим, на платформу, на которой перевозят матрасы. Это я так, для мягкости придумал. Он лежит на матрасах, корчится от боли, может быть, даже теряет сознание. Но дело сделано — хотя кости и сломаны, арестованный все же удрал. Поезд уносит его. Минут через двадцать он приходит в себя, спрыгивает с платформы и исчезает в неизвестном направлении. Находит людей, которые распиливают наручники…
— У тебя хорошая фантазия. — Лиза широко улыбнулась, показывая сразу все зубы — немножко неровные, но очень белые и здоровые. — Как только человек в наручниках сбежал, браслеты сжимаются до определенного предела. Через минуту, если человек не вернулся обратно и расстояние между надзирателем и заключенным продолжает увеличиваться, из браслета автоматически выщелкивается маленькая иголочка, и человеку делается инъекция сильного усыпляющего средства. Так что спрыгнуть со своей платформы он уже не сможет. Все это время браслет посылает радиосигналы определенной частоты. Их пеленгуют. Находят беглеца. Это несложно. Впрочем, по желанию надзирателя возможны и другие варианты. С пульта управления посылается сигнал — и вместо снотворного впрыскивается смертельный яд мгновенного действия. Езжай себе дальше на поезде — твой труп уже никому не нужен. Наконец, еще один вариант действия — браслеты взрываются и разносят своего обладателя на кусочки. Очень романтично, согласись…
— Последний вариант мне не нравится, — заявил Краев. — При взрыве может пострадать поезд. Может быть даже железнодорожная катастрофа! Лучше яд. Договорились?
— Я хочу выпить. — Лиза осмотрела бутылку, но обнаружила, что Салем осушил ее до последней капли. — И есть хочется. Уже восемь вечера. Пойдем куда-нибудь? Посетим какое-нибудь заведение?
— С удовольствием! — обрадовался Краев. — А ничего, что я в наручниках? Наверное, все будут пялиться на них. Или того хуже — кто-нибудь настучит «правильным», что вы взяли пленника и жестоко с ним обращаетесь. Лишаете его свободы, проявляете агрессию.
— А никто не знает, что это — наручники, — заявила Лиза. — Эти бранзулетки — штучный товар, больше таких нету. Для всех ты будешь просто моим новым бойфрендом. Моим парнем.
— Парнем? — Краев усмехнулся. — Староват я для парня.
— Ты? Староват? — Лиза оценивающе оглядела Краева с головы до ног. — Да ничего. В самый раз будешь.
— Сколько мне лет, как ты думаешь?
— Я и так знаю. По твоей карточке тебе сорок лет. Но ты неплохо сохранился. Выглядишь, пожалуй, лет на тридцать восемь. Или даже на тридцать семь с половиной. — Лиза снова одарила его своей бесподобной улыбкой.
— Тридцать семь?! — Краев закашлялся, скрывая смущение. Еще недавно он выглядел просто стариком. А теперь эта девушка даже не подозревает, что ему ни много ни мало сорок шесть. Да и чувствует себя Краев просто отменно. Что это? Будем надеяться, что это просто чудо, произошедшее очень вовремя. А почему бы и нет?
— Одеть тебя надо как следует, — сказала Лиза. — Причесон твой до ума довести. И вот еще что… Очки. В очках сейчас никто не ходит. Подберем тебе контактные линзы. Ты не против?
— Я не против, — сообщил Николай. — Я готов пойти на любые жертвы, только чтобы выглядеть как твой бойфренд. Можешь даже вставить кольцо мне в ноздрю.
— Это уже не в моде, — фыркнула Лиза. — Пойдем, метаморф. Только не забудь свою карточку. У меня с деньгами туго Платить за все будешь ты. Салем сказал, что ты богатый.
— А Салем не будет против, что ты представишь меня как своего парня?
— А почему он должен быть против?
— Ну, как — почему? — Краев замялся. — Все-таки ты его девушка…
— Ах вот ты про что! — Лиза махнула рукой. — Нет, Салем против не будет. Потому что Салем — не мой парень. Он мой брат. Родной.
Несмотря на вечернее время, салон одежды все еще работал. Он назывался «С головы до ног», и здесь можно было купить все, что угодно. Краев давно не покупал себе новой одежды. Он вообще не любил ходить по магазинам, особенно одежным. Но сейчас он делал покупки с особым удовольствием. Он выполнял ритуал, знаменующий его переход в новую жизнь с новым качеством. Удовольствие это было тем большим, что всю одежду ему выбирала девочка Лиза. Она выбрала ему даже трусы. Узкие такие плавочки, без дурацких новомодных кружев — простой синий шелк с красной надписью «Сними меня» спереди. Лиза полюбовалась этими трусиками, даже приложила их к Краеву.
— Классные трузера, — сказала она. — Тебе они очень пойдут.
Теперь Николай стоял в кабинке и рассматривал себя в зеркало, отгороженный от окружающего мира занавеской. На нем были только эти самые трусы с надписью. Лиза сидела снаружи, в кресле, и. читала журнал.
Лизка была права, когда оценила его на тридцать семь. Пожалуй, даже когда Краеву действительно было тридцать семь, он не выглядел так хорошо. Что-то случилось с ним — он молодел с каждым днем. Три дня жуткой лихорадки сожгли, как в печке, его лишний жирок. Теперь его мышцы, пусть и не слишком объемные, очерчивались рельефно и живо двигались под кожей. Николай согнул бицепс. Хиловато. Надо будет сходить в спортзал, подкачаться…
Странные мысли. Еще неделю назад этот человек едва ходил, опираясь на деревянную тросточку. А теперь он торчит перед зеркалом в плейбойских плавках и рассматривает свои откуда-то появившиеся мышцы. Что же у него там в голове, у этого фальшивого метаморфа? Не собирается ли он покорять девушек, годящихся ему в дочери?
Трудно сказать, что за мысли блуждали в этой слегка поврежденной голове. Но вот то, что находилось на этой голове, никак не подобало приличному немецкому учителю средних лет. Потому что на голове Краева красовался гребень чередующейся фиолетовой и зеленой расцветки. Николай и Лиза уже посетили парикмахерскую. Николай пытался объяснить парикмахеру, флегматичному толстяку с копной синих завитых волос, что такое настоящий панковский гребень. Но толстяк лишь буркнул: «Сиди, мужик, и не дрыгайся. Сделаю тебе „стегозавра“. Смотри, как работают настоящие мастера». После чего в течение получаса, орудуя ножницами, щипцами и кучей бутылок с красками, гелями и снадобьями, изготовил на черепе Краева произведение авангардного искусства. «Стегозавр» представлял собой десяток толстых косичек со вплетенной проволокой. Косички торчали вверх разноцветными конусами. С виду они были жесткими — казалось, ими можно бодаться, как рогами. Но Краев обнаружил, что на ощупь они мягкие, словно резиновые. Гребень тянулся ото лба до затылка. Остальные волосы парикмахер удалил при помощи какого-то крема. На блестящих половинках краевского черепа толстяк разместил переводные картинки — двух зеленых драконов, извивающихся и изрыгающих пламя. Теперь Краев был просто неотразим.