У Выдры защемило сердце - он понял, из какого замечательного места увезли Дикобраза и других яхи, чтобы ввергнуть в ад болотистой Амазонии. Дикобраз нес длинную тростниковую трубку и пучок тонких коротких стрелок. Вот тебе и животные… Охотничье снаряжение индейцев из джунглей - духовая трубка, из которой выдуваются стрелы, обычно отравленные. Конечно, ни аймара, ни хечуа никогда такими не пользовались, но яхи - те, кого Выдра отныне не смел называть деградантами, - уже не были ни аймара, ни кечуа. И все у них были по-другому.
У ног Дикобраза бежала забавная зверушка - совершенно неземная, но вполне четвероногая. Блестящая зеленая чешуя, красный гребень на спине, длинный, раздвоенный на конце хвост. Голова - крупная, квадратная, бугристая, почти жабья, с тремя маленькими рожками. Выдра почувствовал дружеские флюиды, исходящие от твари. Тварь обожала Дикобраза, а Дикобраз был ее хозяином.
– Это моя ану, - пояснил Дикобраз. - Мы не едим ану, они умные, помогают нам охотиться. А ещё у нас есть уиха, вот их мы едим. Растим их для еды. Они глупые, но вкусные.
«Anu» на языке аймара означает собака, а «uwija» - овца. Понятно… Значит, у них еще и домашние животные есть. Интересно, как выглядят их «овцы»? Как гигантские тритоны? Выдра не удивится, если на Новых Андах обнаружатся еще и коровы - какие-нибудь дойные динозаврихи молочной породы.
Сегодня Дикобраз удачно поохотился и нес на плече добычу - нечто вроде толстой восьминогой ящерицы длиной почти в метр. Дикобраз возвращался домой радостный и довольный. Его ждали жены и дети.
Дом Дикобраза появился скоро, но Выдра не сразу понял, что это такое. Он лишь увидел на поляне дерево с двумя десятками тонких стволов и единой раскидистой кроной, подобное земному баньяну. Только стволы, в отличие от баньяна, не были голыми - их покрывали листья, длинные ветки сплелись между собой, и все это напоминало мохнатый синий цилиндр метров десяти в диаметре. На поляне мирно паслись овцы, привязанные длинными веревками к кольям. На поляне играли дети.
Овцы! Настоящие овцы! И не менее настоящие дети! Выдра распахнул глаза и потер пальцами вики. Видение дрогнуло, стало полупрозрачным, но не пропало. Выдра цапнул пальцами новую порцию листьев, отправил ее в рот и снова закрыл глаза.
Дети радостно бежали к нему со всех сторон, протягивая ручонки и издавая восторженные птичьи трели. Их чумазые рожицы были не вполне человеческими, но все же более земными, чем лица взрослых яхи. В сущности, дети как дети. И овцы как овцы.
– Ты знаешь, что эти ваши уиха - животные с Земли, с нашей планеты? - спросил Выдра. - То есть они из нашего леса, а не из вашего.
– Я не видел уиха в вашем лесу, - ответил голос Дикобраза. - Но ты прав: уиха не такие, как все остальные звери. Когда первые яхи пришли в лес, они привели уиха с собой, чтобы есть их, Тогда с яхи были и другие животные, не только уиха. Но другие умерли, а уиха остались, потому что им понравилась наша трава, а остальным - нет,
– Когда первые яхи пришли в ваш лес?
– Давно. Очень давно. Даже самые древние старики не помнят этого.
– Откуда пришли яхи?
– С неба. Раньше яхи жили на небе, но там было плохо - не было леса, был грязный воздух, было много шума и мало радости. На небе правили жестокие анчанчу, они кричали с утра до вечера, они не любили яхи и жгли их огнем, Поэтому яхи сбежали с неба - ночью, когда было темно. Они стали жить в лесу и вспомнили, что такое радость. Яхи сказали, что никогда больше не будут жечь огонь и есть соль, как на небе. Лес не сразу полюбил яхи, он послал нам шусу и другие болезни, и многие яхи умерли. Но прошло время, и яхи нашли хорошие места, и поняли, что лес - добрый, и научились жить в нем. И стало яхи радостно, и стало у них много детей, и стали они здоровыми. Но злое небо не забыло о яхи. Оно послало жуков с огнем, и те упали с неба, и охотились на нас как на зверей, и убивали, и забрали многих мужчин с собой. Меня тоже.
– Как ты думаешь, где ты находишься сейчас? - спросил Выдра.
– В плохом лесу, А лес - на небе. Анчанчу вернули меня на небо, чтобы убить. Анчанчу плохие. Плохие все, кроме тебя. Поэтому я не убил тебя, Выдра. Я понял, что ты будешь мне другом.
– Откуда ты знаешь, что меня зовут Выдра?
– Ты сам себя так зовешь. Я слышу это.
– А как ты себя зовешь? У тебя есть имя? Конечно, есть. У всех яхи есть имя. Меня зовут Хилати.
– Хилати? На нашем языке «хилата» означает «брат».
– На нашем языке тоже. Наши языки похожи. Я понимаю тебя все лучше и лучше.
– Покажи мне свой дом, Хилати.
– Смотри, Выдра.
Дикобраз, которого Выдра отныне стал называть Хилати, скинул добычу с плеча, подошел к дому, раздвинул ветви, открыл вход и шагнул внутрь. Теперь Выдра мог разглядеть устройство жилища. Внутренние стволы были вырублены, остались только стены из внешних стволов и переплетенных ветвей. Света внутрь дома попадало немного, но свистуна это нисколько не смущало - похоже, он видел в темноте куда лучше, чем обычные люди. Пол был застлан толстым плетеным матом, и на нем сидели две весьма очаровательные женщины. Они улыбнулись, радостно защебетали, и Выдра оторопел в очередной раз.
Глаза у женщин были желтыми, деградантскими, с вертикальными щелями зрачков. Но у них не было клыков. Зубы их выглядели вполне обычно, по-человечески.
– Эй, Хилати, - спросил он Дикобраза почему-то шепотом, словно боясь, что женщины услышат его и обидятся. - А что у них с зубами? Почему они не такие длинные и острые, как у тебя? Они что, не яхи?
– Они мои жены, - не без гордости сказал Хилати, - Красивые, да? Я сам очень красивый, и жены у меня красивые, и дети красивые. А у женщин не бывает таких зубов, как у мужчин. У женщин зубы маленькие - как у анчанчу.
«Половой диморфизм», - подумал Выдра, вспомнив курс биологии. Почему-то в голову его пришли мандрилы - самки у них тоже выглядят скромнее и миролюбивее, чем самцы.
Самки яхи выглядели что надо. Две миниатюрные индейские девушки лет двадцати пяти, с коротко обрезанными волосами, совершенно голые, поднялись на ноги и с веселыми трелями бросились Дикобразу на шею, прижались к нему стройными горячими телами спереди и сзади. Мужской орган Выдры немедленно вскочил по стойке «смирно». Выдра почувствовал, что еще минута, и он испачкает новый спальник…
– Хилати, брат, - едва не заорал он, - пойдем наружу, что-то мне жарко!
– Ты боишься излить семя? - простодушно спросил Дикобраз.
– Да боюсь!
– Hе бойся. Ты не сможешь излить семя в моих жен, и я не смогу, Потому что моих жен больше нет. Их убили. Когда анчанчу забирали меня, жены кричали и дрались, и их сожгли огнем, и четверых моих детей тоже сожгли, и овец тоже. Вот, смотри, что с ними стало.
Картинка сменилась, Хилати оказался на краю поляны. Связанный, он катался по траве и бился в судорогах, пытаясь освободиться от пут. Метрах в пяти от него пятеро анчанчу в синих скафандрах методично, хладнокровно избивали ногами двух женщин. Четыре окровавленных детских тела распластались неподалеку - они казались мертвыми. Один из «жуков» направил ствол черной трубы на жилище Хилати и выстрелил. Пламя охватило живой дом-дерево, взвилось до небес, взметнулись клубы дыма. Анчанчу схватили женщин, избитых до полусмерти, но еще живых, поволокли их к костру и швырнули в огонь. Один из детей пришел в себя приподнялся и громко застонал…