— Так было нужно, — сурово сказал Иржи. — Не забывай, что я шпион, спецагент, сотрудник Всемирного антигенетического чешского комитета имени Яна Жижки. Я всегда на боевом посту!
Словно в подтверждение этих слов за оградой двора раздались крики, затрещали выстрелы, тяжело бухнули взрывы — сотрясли землю, уронили на столы кружки, залили пивом колени гостей. Завопили мужчины, разом заплакали беременные женщины. Створки ворот слетели с петель, широченный американский джип с пулеметом на крыше неспешно вкатился во двор, дверцы его распахнулись. Из джипа выпрыгнули трое — квадратный блондинистый янки, негр, черный как головешка, и латинос с набриолиненными волосами. Все трое — в зеркальных очках и синих пиджаках с желтыми блестящими пуговицами.
— Спокойно, европейские ублюдки, — вальяжно произнес негр. — У вас есть право лгать на каждом шагу, нарушать законы и ненавидеть Америку — колыбель человеческой цивилизации. Есть право не знать об обратной стороне зеркала, право думать, что вы в этом мире что-то собой представляете. И еще: у вас есть право умереть, и отправиться в ад, и увидеть вашего большого босса, Дьявола, и поцеловать его под хвост, и гореть в этом аду до самого Страшного суда. Аминь.
Трое джиннов разом выхватили из-под пол пиджаков огромные никелированные автоматы и начали стрелять.
— Спокойно! — крикнул Умник Иржи. — Я всех спасу! Для сотрудников Всемирного антигенетического чешского комитета имени Яна Жижки не существует препятствий!
Он вскочил на стол, сдернул с головы цилиндр, обнажив сияющий металлом купол. В черепе открылись квадратные окошки, числом не менее десяти, из каждого высунулся вороненый ствол.
— Смерть агентам службы генетической безопасности Соединенных Штатов Америки! — воскликнул Иржи. — Да здравствует свободная любовь, не извращенная биологическими присадками!
И открыл пальбу из всех стволов.
* * *
— Лина, Лина… Кто-то тряс ее за плечо.
— А, что? — Лина резко села в кровати, заморгала, потерла пальцами веки. — Что такое?
— Как вы себя чувствуете? — спросил Иконников.
— Я?
— Да, вы.
— Не знаю… Хорошо, кажется. Я все еще в России?
— Да, конечно. А где бы вы хотели быть? В Америке?
— Нет, только не в Америке, — Лина тряхнула головой, разгоняя остатки сна. — В Чехии, вот где я хочу быть. Вы когда-нибудь были в Чехии, Мефодий Святоплуто… Святопалко…
— Святополкович, — поправил Иконников. — Очень просто выговорить: Святополкович. А в Чехии я был. Четыре раза. Приятная страна, что и говорить. Но Россия не хуже.
— Не хуже? — Лина скорчила скептическую гримасу. — А в Чехии геноприсадки запрещены?
— Пока нет. Но ими мало кто пользуется — чехи, знаете ли, немногочисленный народ, к тому же весьма разумный и осторожный. Они не хотят вымереть. К тому же — и это всем известно — Европарламент готовит сейчас закон о полном запрещении генетических присадок во всех странах Евросоюза. Думаю, что меньше чем через полгода такой закон будет принят.
— Всем известно, говорите? А почему мне неизвестно? Я смотрю новости… иногда. У нас об этом точно не говорили.
— У вас о многом не говорят.
Лина хотела было по привычке возразить, но промолчала. В конце концов она не нанималась противостоять русской пропаганде в одиночку. Нужно разобраться самой, посмотреть на все собственными глазами. Понятно, что Америка не может быть совершенной, но не до такой же степени. Похоже, что русские знают о США так же мало, как американцы о России.
— А Умник — чех? — спросила она.
— Нет, он русский. Почему вы все время спрашиваете о Чехии, Лина?
— Сон мне приснился… Вначале хороший, а потом страшный, дурацкий. Умник там был чехом, и звали его Иржи.
— Забавно, — Иконников улыбнулся. — Нет, он не чех, точно. Зовут его Юрий Николаевич Ладыгин, родом он, если не ошибаюсь, из Брянска — есть в России такой город. Очень хороший человек… ну и специалист, конечно, высшего класса.
— По чему специалист?
— По всему, — туманно сказал Иконников. — По всему, чему угодно.
— А сколько ему лет?
— Тридцать пять.
— Тридцать пять? Всего? А я думала — за сорок, — призналась Лина. — Вы, русские, очень старо выглядите, прямо как марджи. Вам что, трудно подтяжку сделать?
— Эту тему мы уже обсуждали, — уклонился Иконников.
— Ладно, ладно… Извините, доктор. Что вы дальше будете со мной делать? Снова обвешаете датчиками и будете изучать как лабораторную крысу? Возьмете у меня всю кровь, чтобы разобраться с моими переделанными генами?
— Зачем же всю? — Иконников развел руками. — Сколько нужно, мы уже взяли. И исследовали вас достаточно углубленно.
— И все это время держали меня под наркозом? Почти две недели?
— Именно так.
— Ну не свинство ли с вашей стороны?
— Не свинство. Всего лишь гуманный акт. Не думаю, что вам очень понравились бы те процедуры, которые мы выполняли. Но не выполнить их мы не могли. Извините.
— Ага-ага. Понятно. Значит, теперь я — ваша собственность?
— Почему вы так решили?
— Один тип из СГБ сказал, что я — их собственность. Потому что присадка, которую мне вкатили, украдена у них. Вы украли меня саму. Значит, теперь я принадлежу вам, со всеми потрохами. Так, да?
— Совсем не так. Вы принадлежите себе. Только себе, Лина. Мы не СГБ, и не ВSОМ, у нас все по-другому.
— Значит, вы не СГБ? А кто же? Всемирный антигенетический чешский комитет имени Яна Жижки?
Доктор засмеялся. Хохотал минуты три, вытирал слезы рукавом и никак не мог остановиться.
— Уф-ф, — наконец сказал он. — Ну вы даете, Лина… Всемирный чешский… как вы там сказали?
— Комитет. Антигенетический.
— Ага, антигенетический. Смешно, правда. Нет, у нас несколько другая структура.
— И как же она называется?
— Российский Комитет биологического контроля. Сокращенно — КБК.
— Вот видите, почти угадала. Тоже комитет. Спецслужба.
— КБК — большое государственное учреждение, — заявил Иконников. — Большое, разветвленное и совершенно легальное. Но и элементы спецслужбы у нас есть, для особых случаев. Глупо было бы отрицать.
— Антиамериканская спецслужба, — уточнила Лина.
— Мы не враги Америке, — уверенно сказал Иконников. — Более того, мы в какой-то мере ее союзники. Я говорю, конечно, о людях, живущих в Америке, а не об уродливой опухоли под названием ВSОМ. Россия пытается удержать мир от катастрофы. Сперва мы были одиноки в своем стремлении, потом к нам присоединились Китай и Азиатская Уния. С Европой было много сложнее. Но, как видите, и там возобладал голос разума.