Минут через двадцать прозвучал новый рапорт:
— Никого! — голос Пеннона выдавал разочарование. — Командир, должно быть, чудовище смоталось.
В ответ по всей сети связи пронесся жалобный вопрос:
— А что же, что мы будем делать теперь?
И Гроувнору показалось, что в этих словах отразились боль и сомнения каждого члена экипажа «Космической гончей».
9
Молчание затягивалось. Такие говорливые обычно начальники отделов и служб корабля сейчас будто языки проглотили. Гроувнора самого поверг в дрожь возникший в его уме новый план. Но роковая реальность требовала действий. Он выжидал. Не его дело начинать разговор.
Затянувшуюся паузу прервал Кент.
— Оказывается, наш враг может пройти сквозь энергетически защищенные стены и полы, как и сквозь обычные. Мы можем как угодно долго рассуждать на тему, как он отнесся к нашему эксперименту, но совершенно очевидно, что он так легко и быстро восстанавливает свои органы, что, по-видимому, не ощущает, пролетел ли он сквозь один или сквозь два пола.
— Я бы хотел услышать мистера Зеллера, — сказал капитан Лич, — Где вы сейчас, сэр?
— Я здесь, капитан! Я закончил специальный скафандр и теперь начал поиски в трюме корабля.
— Сколько понадобится времени, чтобы сделать такие скафандры для каждого члена экипажа?
Зеллер медлил с ответом.
— Для этого придется построить производственный цех, — сказал он наконец. — Понадобится оборудование, с помощью которого можно будет создать специальные приспособления для того, чтобы из любого металла можно было делать скафандры в достаточном количестве. Одновременно нам придется воспользоваться одним из атомных реакторов для специальной обработки металлов — только тогда они станут пригодными для таких скафандров. Как вам, по-видимому, известно, в таком скафандре можно продержаться в радиоактивной среде пять часов, а это немало… Думаю, что первый специальный скафандр сойдет с конвейера примерно через двести часов.
Гроувнор подумал про себя, что двести часов — это по самым скромным подсчетам. Вряд ли так скоро обычный металл можно превратить в столь специфичный.
Слова металлурга повергли капитана Лича в уныние.
— Тогда нечего об этом и говорить! — прозвучал голос Смита. — А поскольку полная экранизация корабля потребует много времени, если она вообще возможна, у нас и шансов-то не остается.
Обычно медлительный голос Гурли на сей раз прозвучал как удар хлыста:
— Как это нечего говорить! Мы пока еще живы. Предлагаю приступить к работам и каждому сделать все, что в его силах, и настолько быстро, насколько сумеем.
— Откуда вы знаете, что монстр не сокрушит и специально изготовленный защитный металл? В физике он явно разбирается лучше нашего. Вполне вероятно, что он способен создать такие разрушительные лучи, перед которыми не устоит ни один из наших материалов. Вспомните, как киса распылила наш защитный металл. А еще одному небу известно, какие механизмы и материалы находятся в наших лабораториях…
— Так что ж, по-вашему, пойдем сдаваться? — презрительно прорычал Гурли.
— Нет! — гневно возразил биолог. — Я призываю вас к здравому смыслу. Не надо слепо выполнять бесполезную, бесцельную работу!
Конец этой словесной дуэли положил Корита.
— Я склоняюсь в пользу предложения Смита, — сказал он. — Я уже говорил, что мы имеем дело с существом, которое прекрасно понимает, что нам нельзя позволить предпринять что-либо значительное. И оно непременно внесет свои поправки в то, что мы затеем, — например, в подготовку защитного поля на всем пространстве корабля.
Капитан Лич все еще хранил молчание. Из центра управления снова раздался голос Кента:
— Как вам кажется, что тварь предпримет, если поймет, что наша оборонительная тактика опасна для нее?
— Начнет убивать. У меня нет никаких предложений, кроме одного: собраться всем в центре управления. Но, как и Смит, я уверен, что через какое-то время чудовище проникнет и туда.
— Нет ли у вас каких-либо предложений на этот счет? — спросил капитан Лич.
— Если честно, то нет. Разве что… Нам не следует забывать, что мы имеем дело с разумным существом, которое, по нашим представлениям, относится к крестьянской стадии исторического развития и поэтому его земля и он сам — или, говоря более абстрактно, его имущество и его потомство — являются для него святынями. Он будет слепо сражаться против вторжения в его святыни. Он, подобно аграрию, привязал себя к кусочку пространства-имущества, пустил корни и холит-лелеет продолжение своего рода… — Корита помолчал, потом добавил: — Таковы вкратце мои соображения. Но как использовать его слабости, я сейчас сказать не могу.
— Я тоже не вижу, как это может нам помочь, — согласился капитан Лич, — Может быть, каждый руководитель отдела посоветуется сейчас со своими коллегами? Рапорт о всех сколько-нибудь стоящих идеях я жду через пять минут.
Гроувнор, у которого не было ни помощников, ни подчиненных, попросил:
— Нельзя ли мне задать несколько вопросов мистеру Корите, пока идут переговоры?
— Если никто не возражает, пожалуйста, — кивнул капитан Лич.
Возражений не последовало.
— Можно вас побеспокоить, мистер Корита? — спросил Гроувнор.
— А кто это?
— Гроувнор.
— О да, мистер Гроувнор. Теперь я узнал ваш голос. Прошу вас.
— Вы упомянули о том, что крестьянин с почти бессознательным упорством цепляется за свой клочок земли. Если наше существо находится на этой стадии цивилизации, способно ли оно представить себе, что у нас может быть иное отношение к своей собственности?
— Абсолютно уверен, что не способно.
— И существо будет строить свои планы, исходя из убеждения, что мы от него никуда не денемся, так как не сможем расстаться со своим кораблем?
— Да, и он прав, мы действительно не можем покинуть корабль.
Гроувнор настойчиво продолжал:
— Но мы-то с вами принадлежим к другой стадии развития, и чувство собственности мало что значит для нас. Мы ведь не станем слепо цепляться за нее?
— Я никак не могу понять, куда вы клоните, — заявил явно озадаченный Корита.
— Я пытаюсь логически развить ваши мысли и применить их к нынешней ситуации.
— Мистер Гроувнор, — вмешался капитан Лич, — я, кажется, ухватил, к чему вы ведете. Вы готовы предложить новый план действий?
— Да… — голос Гроувнора дрогнул.
— Мистер Гроувнор, — голос капитана Лича был суровым, — если я правильно вас понял, ваше предложение опирается на отвагу и воображение? Попрошу вас разъяснить его всем, — он посмотрел на часы, — до истечения пятиминутного срока.