Я уже спал.
* * *
Разбудил меня Сазонов – не прошло и трех часов с тех пор, как я уплыл в царство Морфея. Безжалостный Ганс затеребил меня за плечо и спросил:
– Как ты, Дима?
И вы спрашиваете после этого: есть ли у людей совесть?
Я обвел комнату безумным невыспавшимся взглядом. На столе стояла пустая бутылка от коньяка – очевидно, полностью выпитая Игорем, а также валялись корки от лимона – вероятно, полностью съеденного им же. Самого Подоляна не было. Был Ганс. Опять был.
– Как Галактионов? – спросил я в ответ.
– Жив.
– Отлично. Можно, я посплю еще часок?
– Нельзя.
– Почему? Я свое дело сделал.
– Что ты сделал – дал ему отсрочку на пару дней? А нам нужен здоровый, хорошо соображающий губернатор Галактионов!
– Иван Алексеевич, я вам не господь бог! Того Федора Николаевича, которого вы знаете, больше не увидите. То, что он выживет, вполне вероятно – даю ему процентов тридцать, даже сорок, не меньше. Но он будет глубоким инвалидом. Пролежит в больнице месяца четыре, а то и полгода, перенесет еще кучу операций. И даже если встанет на ноги, то соображать будет очень плохо. Правая половина тела навсегда останется парализованной, потому что мозг тяжело травмирован. И ЭТО вы называете губернатором?! Он хороший человек, мне его искренне жалко, хотелось бы, чтоб выжил… Но губернатора вам придется подыскивать нового. Вы, вроде бы, специалист по адекватному подбору кадров…
– А я не хочу нового, – напряженно произнес Ганс. – Галактионов – любимчик нашего президента, личный его приятель. Если мы спасем Федора Николаевича и поставим его на ноги, то считай, президент у нас в кармане…
– Да причем тут президент?! – я в ярости вскочил с дивана. – Иван Алексеевич, чего вы от меня хотите? Я не Иисус Христос, не могу воскрешать наложением рук! Я же не суюсь в вашу политику, так какого черта вы лезете в хирургию, в которой ничего не соображаете…
– Во-первых, не Иван Алексеевич, а Иван!!! – заорал Ганс мне в лицо. – И зови меня на «ты», иначе не буду тебе доверять – бзик у меня такой! А, во-вторых, ты прекрасно знаешь, как его поставить на ноги: так же, как поставили тебя, когда на тебе живого места не было! Доволен, тем что жив? Для тебя это естественно? Друзья-подлизы не дали тебе сдохнуть – ах да, это их моральный долг перед доктором Бешенцевым, лучшим другом фрагрантов, геройским вызволителем Жени Нештаковой из бандитских лап… А Галактионов пускай катится на тот свет, Ганс сделает нам нового губернатора, ему это раз плюнуть! Так, да?
– Ты хочешь перелить губернатору фрагрантскую кровь? – завопил я, на этот раз без труда перейдя барьер обращения на «ты». – Так зачем же спрашиваешь у меня разрешения? В чем проблема? Крови у вас не хватает? У вас ее хоть залейся! Галактионов слишком стар, чтобы стать подлизой? Я не специалист по омоложению! Он может откинуть копыта в ходе воскрешения? Никто не обвинит вас в этом, потому что он и так, считай, на том свете! Чего тебе от меня нужно?!
Ганс, нужно отметить, неплохо владел нервами. Он отвернулся, подошел к двери, подергал ручку, затем повернул защелку и запер замок. Постоял некоторое время молча, остывая, сгорбив плечи, и даже по лысому его затылку я видел, как мучительно и напряженно он размышляет. Наконец, повернулся ко мне и окатил ледяным взглядом.
– С тобой непросто, Дима, – сказал он. – Ты не совсем нормальный, не зря у тебя такая фамилия – Бешенцев. Уточняю: для «обычного» ты вполне нормален, но в рамки фрагранта вписываешься плохо.
– Я – дефектный муравей?
– Дефектный, – согласился Ганс. – Одна из причин этого лежит на поверхности – у тебя нет обоняния, ты не понимаешь даже основ нашего языка. Я был против того, чтобы сделать тебя фрагрантом, но Женя настояла. А я, увы, не могу сопротивляться ее требованиям.
– Она была твоей любовницей? – спросил я, сжимая кулаки в ожидании отвратительного для меня ответа.
– Никогда, – холодно сказал Ганс. – И никогда не будет.
– Почему же ты согласился?
– Женя – особый человек. Особый фрагрант, если точнее.
– Что это значит?
– Когда-нибудь узнаешь сам.
– Не соизволишь объяснить?
– И не подумаю, – надменно ответил Ганс.
– Почему?
– Потому что ты тоже необычный фрагрант. Вместе с Женей вы составляете гремучую парочку, что-то вроде бинарной взрывчатки. Не стоит смешивать взрывчатые ингредиенты раньше времени. Тем более, не следует втыкать детонаторы куда попало – разнесет все в клочья, никто не уцелеет.
– Ты хочешь избавиться от меня?
– Хочу, и избавлюсь.
– Убьешь, как Мухина?
– Дурачок ты, – усмехнулся Ганс. – Малейшего представления не имеешь, каким сокровищем являетесь вы с Женькой. Убить вас – все равно что выкинуть драгоценный изумруд в болото. С тебя стоило бы сдувать пылинки, но ты, чертов индивидуалист, не дашь заключить себя под опеку, и, тем более, под жесткий контроль. Поэтому живи, как живешь – авось повезет, и дотянешь до самопознания и гармонии.
– Знаешь, за что я не люблю тебя, Иван?
– Знаю, знаю. Я говорю загадками, и научил этому всех наших, включая твою ненаглядную девочку Женю.
– А она знает, в чем дело?
– Пока нет. Скоро узнает.
– И скажет мне?
– Вряд ли.
– Но ведь она любит меня…
– Любит, – кивнул Ганс. – Любит искренне, а любовь подлизы – более сильная привязанность, чем любовь «обычных». Она тебя выбрала, а не ты ее – помни об этом. Но не жди от нее информации – она не скажет больше того, что разрешу ей я, потому что так устроены фрагранты, так они воспитаны. Я царь этого муравейника, и все здесь будет так, как скажу я.
– Чего ты хочешь от меня сейчас, Царь муравьев?
– Твоей крови.
– Всей?
– Два литра, не больше. Ты нужен мне живым.
– Чтобы перелить кровь Галактионову?
– Я потрясен твоей интуицией, доктор.
– Почему именно моя кровь? Я же «недавний» подлиза! Благовещенский говорил, что чем больше стаж у фрагранта, тем целебнее его кровь.
– Нужна кровь не только твоя. Нужна кровь Жени, и моя кровь, и кровь многих из «первичных» фрагрантов. Благовещенский сказал тебе неправду: дело не в стаже подлизы, а в качестве его крови.
Ага, значит, и профессор врет. Господи, можно ли найти среди подлиз хоть одного не лжеца?
– Моя кровь – качественная? – спросил я.
– Очень качественная. Правда, необходимо учесть один нюанс: у тебя нет своей крови. Теперь в тебе течет только кровь Жени, и ни капли своей. А если точнее – моя кровь. Не всех фрагрантов бог одарил такой милостью, лишь десять процентов из подлиз начинают воспроизводить мою кровь в точности; у остальных – нечто среднее между собственной и мутировавшей. Такого состава достаточно, чтобы фенотипически [40] стать полноценным фрагрантом, включая овладение языком феромонов. Но лечить такой кровью нельзя – толку не будет.