Только при свете дня вдруг наступила тишина. Лодка замерла. Деревянный ковш начал цеплять шпангоут. А когда пришло время отбросить его в сторону и выпрямиться, Арма не сразу смогла сделать это. Так тяжелы показались руки, что тянули ее ко дну лодки.
Первым, что она увидела, было лицо Вианы. Губы ее вспухли, под глазами темнели синяки, веревка, прихватывающая ее к мачте, намокла, но все еще держала на себе дочь рыбака. Та почти висела на ней. На ее лице был написан ужас. Ничего хорошего не предвещало и лицо Кая.
— Шторм кончился? — прохрипела, закашлялась Арма, скользнула взглядом по странно успокоившемуся, хотя все еще покрытому разводами пены морю и увидела впереди то, что повергло в ужас всех. В лиге от лодки клубились тучи, вставали стеной волны, сверкали молнии, вздымались в черное небо столбы смерчей, каждый из которых мог накрыть лодку полностью и разметать щепками во все стороны. Лишь гром едва рокотал, словно силу его звука затягивали в себя смерчи. Но вместе с тем низкое гудение, которое исходило от дикого зрелища, не предвещало ничего хорошего.
— Это что, милая? — закашлялся у борта превратившийся за ночь в подобие мокрой бродячей псины Эша.
— Это смерть, старик, — с трудом просипела Виана.
— За что же нам смерть? — спросил Эша. — Ведь не за двух подстреленных чаек?
— Смерть не приходит за что-то, а приходит для чего-то, — ответила Виана.
— Зачем, стало быть? — понял Эша. — И зачем же?
— Чтобы не было вас, — ответила Виана и добавила: — И меня заодно. Кессар гневается.
— Кессар! — хмыкнул Эша. — Сиун Хурная. Арма, у тебя хурнайская бляха на поясе! Как явить сиуна? Или он, не являясь, может нас уничтожить? Кай!
— Ты думаешь, что у меня богатый опыт? — процедил сквозь зубы Кай. — Сам видел, всегда сиун являлся. Хотя бы для того, чтобы запечатлеть гибель наглецов.
— Откуда он явится? Из кого? — заныл Эша.
— Из Вианы, — ответил Кай. — Больше не из кого. Но пока Виана всего лишь дочь рыбака, сиуна в ней нет. Возможно, он явится, когда мы будем уже мертвы. Или будет ходить по воде и смотреть, как мы тонем.
— Ты слишком спокоен, Кир Харти, — опять назвал прежним именем Кая Тарп. — А до той стены осталось всего половина лиги. У нас мало времени.
— Кессар во мне? — наконец поняла Виана. — Кессар и правда во мне?
— Ничего хорошего это тебе не даст, — заметила Илалиджа. — Нам, впрочем, тоже.
— Все равно, — закрыла глаза Виана. — Я хочу почувствовать. Я всю жизнь мечтала. Я хочу стать Кессар. Хотя бы волосинкой на ее ухе. Родинкой на ее подошве!
— У нее нет родинок, — вдруг сказала Арма. — Ни одной, Виана. Но это ничего не значит. Ты почувствуешь ее. Течима. У тебя топор под рукой?
— Всегда под рукой, — поднял топор, с трудом поднялся со дна лодки кусатара. — Но я теперь плохой рубщик.
— Сгодится любой, — ответила Арма. И вдруг закричала: — Быстро, Течима! Руби истукана на носу корабля! Руби, Течима!
Кусатара замер на мгновение. Оглянулся на стену урагана, которая уже перегородила половину неба, взметнула волны много выше мачты жалкой лодчонки. Шагнул вперед, размахнулся и ударил топором по изображению Кессар.
— Нет! — вдруг обрела голос Виана.
Новый взмах и новый удар. Вихрь взметнул волосы Армы.
— Стойте! — завизжала дочь рыбака. — Нельзя.
— Сейчас я, — поднял топор Течима в третий раз и перерубил истукана пополам.
И в тот же миг ледяная стрела ударила ему в спину, разворотила ее, прошла насквозь, и Арма почувствовала, что не может повернуться к Виане, потому что и руки и ноги ее заледенели, а стена урагана уже нависает над лодкой, рвется к жертвам, и никто из хиланцев не может шевельнуться, и сквозь вой ветра пытается что-то выкрикнуть за мачтой Кай. Вдруг, не поднимаясь со скамьи, хрустя льдом, Илалиджа метнула через плечо меч Вериджи. Что-то щелкнуло, разлетелось ледяными брызгами, загудел пустотный клинок, вонзившись в мачту, и все кончилось. Вианы не стало. Только лед рассыпался по днищу лодки.
Ураган стих.
— А вот и остров, — показал на темные холмы на горизонте Кай.
Арма обессиленно прижалась к борту. Хиланцы легли на весла.
— Нету, нету Течимы! — зарыдал у безжизненного тела Усанува. — Один тати остался. Один тати. Только Усанува остался.
— Одиннадцать, — закашлялся Эша. — Против восьми сиунов. Но я не был бы уверен, даже если бы нас было сто одиннадцать.
— Однако, — расправил плечи, начал сбивать с одежды лед Тарп, — грести до утра для того, чтобы потом превратиться в кусок льда? Веселенькую ты нам работку подобрал, Кай.
— Боюсь, что будет еще веселее, — ответил зеленоглазый.
Отряд добрался до острова к полудню. Парус ставить не стали, разбираться с ним сил не было, да и ветра совсем не осталось, штиль захватил море. Сил для гребли, впрочем, тоже не было, но Кай посадил на руль Арму, согнал с места Шалигая, который просто упал на дно лодки, сел напротив Илалиджи и начал грести с ней на пару. Постепенно подтянулись и остальные хиланцы. Когда солнце поднялось над головой, остров уже был рядом. Почти от самой воды поднимались высокие и могучие деревья, образуя величественный лес, над лесом вставали лесистые же холмы, но нигде не было видно не только какой-нибудь деревни, но даже удобного причала, чтобы выбраться на берег. Всюду, не меньше чем на десяток локтей, вздымались пласты камня.
Только через час плавания вдоль берега Кай заметил небольшой, в полусотню шагов островок на расстоянии четверти лиги от берега. На нем зеленела трава, росло кряжистое дерево, вдоль воды белел песок. Лодка вонзилась в него со скрипом. Кай подхватил канат, набросил петлю на обрубок истукана и потащил другой конец к дереву. И уже на берегу, оглянувшись на замершую в ожидании команду, приказал:
— Всем спать.
Арма проснулась только следующим утром. Отряд еще спал. Она неслышно поднялась, попробовала размяться, морщась от поселившейся во всем теле ноющей боли, потом прошла к лодке, спряталась за ней, сбросила одежду, повесила ее на борт и опустилась в воду. Именно этого ей теперь и не хватало. Вода, показавшаяся сначала теплой, обвила прохладой тело, растворила вчерашнее изнеможение, пусть и не была властна над усталостью, но подхватила и понесла, отзываясь легким покалыванием в ссадинах.
— Не боишься? — раздался рядом голос Кая.
Она взметнулась, едва не хлебнула воды, но дна под ногами уже не было, и ей пришлось работать руками, чтобы удержаться на месте, да еще и умудриться снять с лица волосы.
— Чего тут бояться? — спросила она зеленоглазого.
— Мало ли, — он оглянулся, — вдруг опасные твари водятся в воде?
— А сам почему не боишься? — спросила она, скашивая взгляд со шрама на лбу, с зеленых глаз на широкие плечи и на мелькающий в воде шрам на груди в виде отпечатка или тавро.