Не спуская с Дональда настороженного взгляда, полицейский вытащил из кармана наручники и приблизился к Тотилунг.
«Меня одурачили. Обвели вокруг пальца. Зажали в тупике. Ну, откуда мне было знать, что я стану загнанным в угол зверем? Что придется выбирать, убить или быть убитым. Я все бы отдал, лишь бы вернуться к прежней жизни – скучной, пустой, обычной! Все что угодно!»
Но он не мог позволить, чтобы его арестовали, продержали где-то, потом, вероятно, депортировали. Сегодня нужно сорвать куш, схватить свой пропуск домой и бежать.
Сделав несколько глубоких, контролированных вдохов, он принудил себя успокоиться. Предположим, Тотилунг разыскивала его, когда пришел рапорт, что он связывается со спутником «АССТ» из этой будки, и она поспешила прямиком сюда. Улица, в которую выходит проулок, слишком узкая, патрульной машине в нее не заехать, значит, водитель ждет в конце квартала. Если повезет, он сможет ограничиться только Тотилунг и ее единственным подчиненным.
Он обреченно обмяк, опустил плечи, когда она взяла наручники и подошла к нему, держась так, чтобы своим телом не блокировать поле обстрела своему подчиненному. Последний с тазером наготове последовал за ней по пятам. Дональд протянул руки, словно собираясь покорно дать себя заковать, и выстрелил из газового пистолета – но не в Тотилунг, а в ее подчиненного.
Струя газа опалила ему щеку, ослепила на один глаз, полилась ему в рот, когда он охнул, ошпарила легкие, от чего он, задыхаясь, согнулся пополам. Рефлекторно полицейский спустил курок, но разряд ушел в землю, зашипела груда мусора в двадцати футах слева. Дональд не стал тратить на него время. Выпрямив напряженные безымянный и мизинец той же руки, в которой держал газовый пистолет, он с силой ткнул пальцами в мясистый подбородок Тотилунг. Отвлекшись на наручники, она не успела закрыть лицо. Он ударил ее по ноге ниже коленной чашечки, и когда она отшатнулась от боли, он, отбросив газовый пистолет, толкнул ее в плечо и опрокинул наземь.
Суперинтендант упала навзничь, рот ее открылся для крика, и Дональд обеими ногами прыгнул ей на живот, выбив из легких воздух. Тем временем начал приходить в себя полицейский: задыхаясь и плача, он водил тазером, словно смертельно боялся попасть вместо Дональда в начальницу.
Спрыгнув с Тотилунг, Дональд отбросил полицейского к Дальней стене переулка. Мягкая шапочка не защитила голову, с глухим стуком ударившуюся о камень. Взвыв, он выронил пистолет.
Дональд подхватил оружие еще прежде, чем оно коснулось земли, отступил на шаг, переворачивая его в руке, и застрелил сперва полицейского, потом Тотилунг.
«Это лучшее, что мы умеем дать ближнему. Мы в этом изумительны, великолепны, не имеем себе равных».
Теперь действовать следует быстро: подтащить друг другу трупы, на их запекшейся от жара, точно шкурка жареного поросенка, коже проступила пленка расплавившегося жира, а значит, надо очистить руки…
Вытерев их о форму полицейского, Дональд снял с плеча коммуникомплект и, как его учили, затолкал коробок спичек под крышку. Держа руку на рычажке громкости, он мысленно нарисовал себе план соседних улиц и пришел к выводу, что патрульная машина, на которой Тотилунг подвезли как можно ближе к засвеченной телефонной будке, должна стоять справа от проулка. Квартал как будто просыпался – заканчивалась сиеста.
Сдвинув рычажок на последнюю, немаркированную отметку, он бросился бежать.
Выскочив из проулка и увидев перед собой людей, он перешел на шаг, заставляя себя двигаться как можно медленнее. Правую руку он держал в боковом кармане ветровки, чтобы спрятать выпирающий пистолет. Пройдя так шагов двадцать, он услышал за спиной глухой вибрирующий гул, какой бывает при землетрясении. Люди вокруг вздрагивали, оглядывались по сторонам, тыкали пальцами куда-то вправо. Он скопировал их движения из страха выделиться из толпы чем-то еще, помимо внешности, и увидел, что целых два здания справа от переулка стали вдруг крениться, повалили клубы дыма и пыли. Улица взорвалась криками.
Вскоре крики перекрыл грохот рушащихся домов, которые складывались, как сырой картон, обвалились щебнем и трупами.
С этого момента и до заката время было нарезано на бессвязные картинки, и он сам не мог бы сказать, внешняя ли это реальность или отражение его внутреннего состояния. То он вдруг стоял на перекрестке двух проходов между трущобами, выблевывая ленч, который съел на веранде постоялого двора у набережной, и с отстраненным любопытством отметил, что его желудок изменил цвет еды. А то вдруг он прикорнул у прилавка одного из вездесущих уличных киосков, делая вид, что торгуется с владельцем, поскольку мимо проезжала патрульная машина. Но в этих впечатлениях отсутствовала последовательность. Был только фиксированный, приближающийся час, в который необходимо возобновить контакт с внешним миром, а до тех пор он предпочитал его не воспринимать.
Сгустились сумерки и активировали приказ, который он отдал самому себе. Дрожа от слабости, вызванной отвращением, ужасом и тошнотой, он точно во сне добрался до района, где жил Сугайгунтунг.
К половине восьмого до дома ученого оставался всего квартал, и Дональд вновь взял себя в руки. Укрывшись от патрульной машины за зарослью душистых кустов, он чувствовал, что его сознание заново впитывает и упорядочивает внешние события. Он заново научился, как формулировать связные мысли.
«Слишком тут оживленно. Неужели уже откопали из-под обломков труп Тотилунг? Не нужно быть гением, чтобы сообразить, как был устроен взрыв».
Он опустил руку в карман, почувствовал холод стали. В картридже пистолета оставался почти полный заряд, с каким его выдали из арсенала полицейского участка. Дональд старался утешить себя: мол, к нему применили самые передовые методы обучения, чтобы натаскать пользоваться как раз таким оружием и побеждать. Единственный выход – перейти в наступление.
«Наступление – смятение – помрачение – дробление. Я теперь меньше, чем человек».
Он осторожно двинулся дальше. Несколько шагов спустя ему пришлось прижаться к стене в тени декоративной изгороди, чтобы его не заметил пеший патрульный с тазером.
«Меня ждут. Может, Сугайгунтунг раскаялся в своем признании, передумал и уже не желает уезжать? Я ему не позволю. Не смею».
Еще полчаса у него ушло на то, чтобы определить, как именно охраняется территория. Помимо патрульных машин, которые тихонько курсировали по каждый из трех главных улиц, семь полицейских стояли на посту вокруг пятиугольного сада Сугайгунтунга: по одному на каждую глухую сторону, пара на воротах, пара у задней калитки. В остальном, как он с облегчением обнаружил, жизнь в квартале, по-видимому, шла своим чередом. До него доносились обрывки телепрограмм. В доме неподалеку собравшиеся как будто репетировали сцену из традиционной оперы: мужчины пели натужно высокими голосами и били в гонги.
Ну, значит, ему хотя бы не грозит иметь дело не только с охранниками, но и с любопытными соседями.
Уходя сегодня утром из гостиницы, он попросил таблетку транка, подумав, что она станет отличным подспорьем на последнем критическом этапе. Сейчас он проглотил ее, молясь, чтобы его не вывернуло прежде, чем растворится капсула.