— Возместим, Ржавый, всё возместим, я ж не обману! И где это…
— Курчан твой? Сейчас явится, скажет — не застал Харитона дома.
— Чего? Ты, что ли, решил, что Харитон?..
— Так щас вот подумал: он со мной вместе из управы ушел. Так?
— Ну. И шо?
— Ушел и дал знак этим вот. Слышишь, дура, говори лучше по-хорошему, кто вас на управу навел.
— А я чё? Знаю про вашу управу, чё ль? Рыло сказал, нужно в один подвал залезть, ход он покажет. Вынести, чё получится, за всё заплатят.
— Рыло — это которого застрелили?
— Ага-а-а… — Девчонка вспомнила, что дружок мертв, и захлюпала носом.
— Ну-ка не реви. Не реви, сказал, ну! А ему кто велел? Кто ход показывал? Молчишь? Ладно…
За дверью затопали, потом раздался стук.
— Самоха, мне сказали, ты велел…
— Входи, Курчан. — Самоха снова приложился к бутылке и пожаловался: — Рану печет.
В кабинет заглянул молодой пушкарь, кудрявый ладный парень.
— Ну чё? Харитона видел?
— А как же, он одетый был, будто и не ложился вовсе. Сказал, за мной прибежит скоренько.
— Ладно, ступай.
— Постой за дверью, парень, — велел Мажуга.
Пушкарь убрался в коридор.
— Что скажешь, Игнаш?
— Вели, чтобы не выпускали Харитона с Харькова. Пусть по всем выходам ждут его. Не придет он в управу. Вишь, одетый был, значит, ждал, чем у Востряка дело закончится. Сейчас струхнет и в бега ударится.
— Курчан! — крикнул Самоха. — Зайди, слышь!
Когда пушкарь заглянул в кабинет, Игнаш снова заговорил:
— Я человек чужой, Самоха, ты вели, чтобы меня слушались. Харитона еще можно нагнать, если сейчас за ним двинуть. Я к нему пойду, отряди со мной кого… Да хоть вот этого, молодого. И замарашку, дуру эту, пусть стерегут, запрут пусть где, а еще лучше связать ее.
— Дядька, не надо меня вязать, — попросила воровка. — Я ж теперь хорошая стала.
— Самоха, с этой хорошей глаз не спускать, понял? Точно понял?
Толстяк сделал еще глоток и кивнул.
— Нет, ты не понял. Она может оказаться единственным свидетелем. Если ее застрелят при попытке к бегству, я ничего не найду.
Девчонка начала что-то соображать, она глянула на Мажугу и заныла:
— Дядька, не оставляй меня здесь, а? Лучше я с тобой.
— Думаешь сбежать по дороге? Вот дура…
Воровка вцепилась в полу Мажугиной куртки, потянула на себя и затарахтела:
— Дядька, забери меня с собой, они меня призренцам отдадут, не бросай!
Мажуга вовремя заметил, что вторая ладонь девчонки лезет ему под куртку — к карману, где золото, — и рывком высвободил одёжу. Встал, натянул кепку и спросил:
— Курчан, ты слыхал? Меня слушать, что скажу, то и делать. Идем. Оружие проверь. Харитона брать живым.
Пушкарь захлопал глазами.
— Самоха, скажи ему, — вздохнул Мажуга.
— Курчан, Харитон деньги стянул из цеховой кассы, понял? Ступай с Ржавым, вот с этим вот, и делай, чего он скажет.
Когда вышли из здания управы, Курчан спросил:
— И чё теперя?
— Веди к Харитону.
— Разминемся с ним. Он же мне сказал, что сюда скоренько…
— Проснись, паря, он золото из управы своровал, ты не слыхал, что ли?
Курчан засопел недовольно и пошел по улице, Мажуга следом. Они свернули, пересекли переулок, миновали поворот, спуск уровнем ниже… По пути Мажуга вытащил из кармашков на ремне патроны, зарядил кольт.
Наконец Курчан остановился у двери:
— Здеся.
— Ну, постучи, что ль.
Пушкарь постучал. Сперва несмело, тихонько. Потом глянул на Мажугу — тот кивнул. Тогда Курчан ударил в дверь сильней, кулаком. На улице было спокойно, только тихонько подвывали где-то поблизости вентиляторы — этот равномерный шум присутствовал здесь повсюду, стал привычным. Мажуга-то его слышал, а харьковчане настолько привыкли к вечному гулу, что он стал для них незаметным. За дверью скрипнула половица, кто-то тихонько двигался. Курчан снова занес кулак, но Мажуга отпихнул его вбок, сам встал по другую сторону двери у стены и, вытянув руку, ударил рукоятью кольта. В ответ на стук внутри загрохотали выстрелы — раз, два, три. В двери возникли отверстия на уровне груди. Из них выросли яркие лучи — освещение у Харитона будь здоров, не ночное.
Курчан, пригнувшись, отпрянул и тоже потянул из кобуры пистолет — до него лишь сейчас стало доходить, насколько крутой оборот принимает дело. За дверью торопливо простучали подошвы — Харитон убегал. Мажуга вышел из-за стены, встал перед входом и снова, как в Управе, четырежды выстрелил из кольта, метя в дверное полотно вокруг замка. Пули сорок пятого калибра раскололи доски, Игнаш ударил ногой — не вышло, дверь держалась. Подскочил Курчан, вдвоем они разрядили оружие в створку так, что вокруг замочной пластины образовалась неровная цепочка из отверстий и сколов. Захлопали ставни, на полутемную улицу упали световые пятна из окошек верхних этажей.
— Кто здесь палит?! — орали над головой.
— Нападение! Призренцев позовите!
— Эй, кто озорует?!
— Зовите стражу!
— Призренцев!
— Грабеж!
Харитон жил в богатом квартале, народ здесь обитал не слишком рисковый — за призренцами соседи бежать не торопились, ни одна дверь не шелохнулась. Но Мажуга отлично понимал, что кого-нибудь, конечно, вот-вот пошлют за стражей, только выберутся через другую улицу. Они с Курчаном переглянулись, отступили на шаг и дружно вломились плечами в поврежденную дверь. С оглушительным хрустом расколотые доски развалились, взвизгнули петли, оба влетели внутрь, в ярко освещенный коридор.
Мажуга огляделся, попутно заряжая кольт.
— На лестницу! — возбужденно крикнул Курчан. — Я слыхал, он наверх побег!
— Пистолет свой сперва заряди, малый. — Мажуга был спокоен, его погоня не распалила, враз возвратились прежний опыт и навыки сыскарской работы. Он, оттерев пушкаря плечом, первым взбежал по лестнице.
Следующий этаж также был ярко освещен. Из одного коридора от лестницы уводил другой, короткий, в нем три двери. Игнаш, не раздумывая, выбрал ту, которая была приоткрыта. Пригнувшись, нырнул в проем, ожидая выстрелов, но комната была пуста. Покрытые пылью коробы вдоль стен, шкаф с наполовину оторванной дверцей, какая-то рухлядь свалена по углам… А на крюках под потолком укреплена деревянная лестница. Она упиралась в люк. Мажуга вскинул кольт, держа его обеими руками, кивнул Курчану. Тот сунул оружие в кобуру и вскарабкался к люку. Подергал.