— Ну, как чего?.. Всех встречных останавливать будут, чтобы никто незаконных оружейников не предупредил. По колесам, вишь, стрельнули — теперь фермеры застряли не то что до утра, а и вовсе невесть на сколько. Пока еще кто их заметит… Если б на дороге — другое дело, утром непременно на них какие-нибудь проезжие наткнулись бы, а они сдуру в степь ломанулись, там их и оставили…
Мажуга говорил об этом спокойно — подобные истории случались частенько. Когда харьковская карательная бригада выступала в поход, с «селюками» не церемонились. Этим еще повезло, что только шины попортили, могли бы сгоряча и перебить всех. Одно слово — каратели!
В небо выползла пузатая серебряная луна, Йоле и это было в диковину. Она то и дело высовывалась из-под крыши, чтобы получше разглядеть светящийся кругляк над головой. Ветер трепал неровно обрезанные пряди, они щекотали лоб и щеки, но девчонке это нравилось. Ветер такой, будто к самой вентиляторной отдушине башкой сунулась, но из харьковской воздушной системы воздух идет жаркий, пованивает горелым машинным маслом, плесенью и еще какой-то дрянью, а здесь — раскаленной за день сухой пылью и немного травой. Так бы и мчалась сквозь ночь да ощупывала бы украдкой рукоять дареного пистолета.
Но всю ночь так катить не пришлось. Курчан остановил колонну, мотоциклетки разъехались с дороги в стороны — им предстояло обогнуть поселок подпольных оружейников и следить, чтобы никто не сбежал, а тяжелые боевые машины должны были атаковать ферму. До рассвета оставалось порядочно, и Мажуга посоветовал подождать, чтобы напасть в самый сонный час, когда даже стойкие караульные нет-нет, да и прикемарят. Однако Курчану не терпелось, он спешил броситься в бой, власть над многими людьми и грозная сила боевых машин, отданных под его начало, кружили пушкарю голову. Он заявил, что шум моторов могут услышать в поселке, поэтому ждать нельзя. Напрасно каратели из тех, кто поопытней, пытались объяснить ему — мол, там такой ор и грохот, что услышат, только если из орудия пальнуть, да и то лишь в том случае, когда снаряд точно в цех попадет… Йоля тоже пискнула: «Та не, там гудят, сами себя не всякий раз расслышат!» — но напрасно, Курчан уже решил напасть с ходу.
Мажуга легонько подтолкнул девчонку к сендеру:
— Залазь, мы в сторонку отъедем, подождем, пока драка закончится.
На самом деле он только поначалу ехал в сторону от поселка незаконных оружейников, потом Йоля заметила, что дядька понемногу сворачивает. Сендер медленно пробирался без дороги, в полосе света перед ним плыли пологие склоны, поросшие жесткой, как щетина, травой, колючки, торчащие из твердой высохшей земли бетонные обломки — все было серым, бесцветным.
— Дядька, куда ты рулишь? Мы уже поди на другой стороне от этой домины длинной?
— Так и есть. Сейчас, как пальба пойдет и до нас никому дела не будет, мы выкатим на пригорок и фары отключим, тогда гляди в оба. Я эту высотку присмотрел заранее, с нее все будет видно. Ну и убегать мимо, по оврагу, всего сподручней.
— Убегать? Да на кой нам?
— Не нам, а местным, когда их каратели прижмут. Всё, слушай теперь.
Мажуга заглушил двигатель, и стало тихо. Даже гул идущей карательной колонны казался далеким и будто сглаженным — от харьковчан их теперь отделяли холмы, звуки дробились о склоны, отражались и как бы выравнивались, сливаясь в монотонное рычание.
Громыхнул орудийный выстрел. Приглушенный свист завершился тяжелым грохотом разрыва. Моторы затарахтели громче. Орудийная платформа пошла на ворота в лобовую атаку. Первый выстрел должен был всполошить местных и посеять панику. Пока прислуга заряжала, могучий самоход выкатился на прямую наводку, ворота были прямо по ходу, но Курчан не велел стрелять. Боевая машина закованным в броню радиатором высадила перетянутые колючей проволокой рамы, служившие воротами, и влетела во двор. С хрустом и треском завалились столбы с подвешенными скелетами.
Водила ударил по тормозам, ребристые колеса взрыхлили высохший грунт, взлетела пыль, и тут пушка ударила второй раз — точно в широкий вход бетонного барака. Внутренние ворота, которые поспешно заперли изнутри, исчезли в вихре пламени. Осколки снаряда, раскрошенные створки ворот, обломки и человеческие тела взрывом швырнуло внутрь, там завыли — этот вой взлетел к ночному небу, когда стихли раскаты взрыва. Вдоль длинных стен стали распахиваться окна, освещенные прямоугольники в темноте. Там мелькали силуэты торговцев.
Два бронехода, проломив проволочную ограду, подъехали с противоположных сторон, ударили пулеметы из башенок, свинцовый град заколотил по стенам, выбивая бетонные осколки, высекая искры. Крик потонул в громыхании очередей. Пушка выстрелила в третий раз, теперь снаряд разорвался внутри барака. В окнах никто не решался показаться, пули, выпущенные с бронеходов, проникали в узкие проемы, рикошетили внутри, прошивали насквозь тоненькие перегородки и крушили прилавки. Поначалу, после первого взрыва, торговцы устремились к выходу, чтобы защищаться, — второй снаряд перебил тех, кто оказался впереди, остальные разбежались.
Торговые ряды занимали один из корпусов древней фермы, его-то и атаковали каратели. Ворота второго корпуса вряд ли часто отворяли — там были склады, там же в подземелье укрывалось незаконное производство. Планируя атаку, Курчан сосредоточился на том корпусе, где находились торговые ряды и где, стало быть, полно народу и полно оружия на прилавках.
С бортов орудийной платформы посыпались каратели, разворачиваясь цепью против иссеченных осколками ворот. Внутри что-то вовсю горело, в окна валил дым.
Тут распахнулись ворота во втором корпусе П-образного барака, харьковчане развернулись туда, платформа стала сдавать задом, чтобы засадить из орудия в другие, пока еще не тронутые створки. Но сзади уже подкатила башня, лишив водителя платформы свободы маневра.
На крыше барака, в самой середине, поднялась темная фигура, человек вскинул на плечо что-то темное, наподобие трубы. Вспышка — искрящийся след протянулся от человека на крыше к радиатору орудийной платформы, там громыхнуло и расцвел огненный столб. На гусеничной башне развернули прожектор, луч выхватил из темноты человека возле распахнутого люка на крыше. Стрелки с башни ударили из автоматов…
Охваченная пламенем орудийная платформа медленно катилась назад, а каратель, управляющий башней, начал разворачивать неуклюжую громадину, вывернул в сторону… Из не поврежденных снарядами ворот второго корпуса древней фермы хлынул людской поток. Кто палил из автомата, кто бил из пистолетов с двух рук; выстрелы грохотали непрерывной и многоголосой симфонией смерти. Автоматчики карателей, спрыгнувшие на землю, встретили людской поток огнем, положили передний десяток, но их перебили и отогнали. Толпа ломилась и ломилась в ворота, оружия внутри было вдоволь, и все — торговцы, покупатели, рабочие подземного цеха — неплохо вооружились, теперь им незачем было беречь стволы и патроны. Казалось, никто не в силах остановить такой напор.
Должно быть, обороняющиеся успели сговориться заранее — часть бросилась в сторону, к проломленной ограде, несколько человек одновременно швырнули гранаты в орудийную платформу, мотор которой заглох. Гранаты с длинными ручками кувыркнулись в белом луче башенного прожектора и свалились на огражденный бортами кузов. Грохотнуло. Осколки с визгом и звоном посекли все, что оказалось между стальными листами.