Сломил Эдика самый первый поход в газовую камеру. То, что он там увидел, не просто повергло его в шок, оно ввело его в состояние отстраненности, как будто это не он вытаскивал трупы из газовой камеры; не он выдирал у бывших узников зубы специальными щипцами; не ему приходилось осматривать тела на предмет наличия красивых татуировок. Он просто стал неразмышляющим живым автоматом, выполняющим то, что от него требовал командофюрер.
Парень только начал приходить в себя от своей новой «работы», когда утром 3 февраля 1945 года членов зондеркоманды наравне с остальными заключенными заставили лечь лицом вниз, и офицер с маузером в руках начал свой неторопливый поход вдоль их шеренг.
Когда офицер остановился рядом с Эдиком, тот даже не испугался.
Последняя его мысль была о том, что, как и те несчастные, которых он выносил из крематория, он скоро узнает, есть ли жизнь после смерти.
С высоты птичьего полета утром 3 февраля 1945 года на концентрационный лагерь Маутхаузен открывался необычный вид: на площади перед бараками выстроились четкие прямоугольники людских колонн. Барак за бараком — молча, потупив взгляд в землю, стояли тысячи людей.
Новость о побеге узников из двадцатого блока уже облетела лагерь, и ждать от взбешенной охраны хорошего не приходилось. С раннего утра немцы вымещали свою злость на узниках, оставшихся в лазарете двадцатого блока. И все утро из-за забора раздавались душераздирающие крики, выстрелы, лай и рычание собак. Теперь, видимо, пришла их очередь.
На перекличку заключенных выгнали позже обычного, часов в девять, ни один из бараков в этот день не был отправлен на работу — при других обстоятельствах небывалая роскошь.
С раннего утра в лагерь начали доставлять первых беглецов, вернее, их трупы, и около крематория медленно, но верно принялась расти гора тел.
Двое солдат вынесли из соседнего здания и поставили метрах в пятидесяти перед строем стол. Чуть позже они же принесли со склада и выставили на стол два закрытых ящика.
Через пару минут перед заключенными предстал лично комендант лагеря Франц Цирайс. Организуя поимку беглецов, он всю ночь провел в разъездах по городкам и деревням, окружающим лагерь, чудовищно устал, не выспался и был страшно зол. Каждая фраза, произнесенная им, невольно ассоциировалась у Васи с собачьим лаем. Переводчик начал переводить:
— Сегодня ночью из двадцатого барака был совершен побег. В благодарность за подаренную вам возможность трудом искупить свою вину перед рейхом вы заплатили хитростью и коварством: наша мягкость и терпимость натолкнулась на вашу подлость. Но, как комендант лагеря, я обещаю вам, что ни один из беглецов не уйдет от нашего возмездия, мы найдем и покараем всех. В дальнейшем с целью пресечения заговоров и побегов в лагере будут ужесточены меры безопасности, пайки будут сокращены. Сейчас в назидание все вы будете наказаны! Приступайте!
Комендант развернулся и в сопровождении двух офицеров пошел в сторону комендатуры.
«Приступайте» было адресовано одному из офицеров, стоящему рядом со столом. Получив команду, он расстегнул кобуру, достал пистолет и приказал:
— Всем лечь лицом в землю!
Заключенные как можно быстрее, чтобы не дай бог не обратить на себя внимание немцев, исполнили приказ. Вместе со всеми Василий, находящийся в пятой шеренге крайним слева, упал на землю.
А между тем солдаты охраны по очереди подходили к выставленному перед строем столу. Приглядевшись, Вася наконец смог разглядеть, что в ящиках, а разглядев, похолодел. Они доверху были наполнены патронами. Солдаты набивали две-три пистолетные обоймы, а затем, распихав их по карманам шинелей, направлялись к лежащим на земле заключенным.
На каждый барак пришлось по одному эсэсовцу.
Обзор с левой стороны Василию никто не закрывал, и, лежа на земле, он краем глаза мог наблюдать всю процедуру наказания на примере заключенных соседнего — двенадцатого блока.
Свой счет эсэсовец начал с узника, стоящего во главе колонны. Василию было прекрасно видно, как немец, не спеша двигаясь вдоль лежащих людей, шевелит губами, отсчитывая десяток. Наконец на десятом заключенном он остановился, быстро прицелился и выстрелил в затылок. На мгновение тело несчастного напряглось, а через секунду расслабилось, уже навсегда. Немец начал свой счет вновь, еще десять человек — и еще выстрел. Абсолютная тишина и лишь сухие хлопки выстрелов, отмеряющих десятки.
Василий так был поражен этим зрелищем, что на какое-то время забыл о собственной судьбе, вспомнив лишь в тот момент, когда недалеко от себя услышал стук сапог.
Медленная походка немца сама по себе уже была невыносимой пыткой. Что он рядом, Василий понял по хорошо начищенным сапогам, возникшим в поле его зрения. Поравнявшись с Василием, эсэсовец остановился. Ожидая выстрела, Вася невольно зажмурился и принялся повторять про себя слова единственной молитвы, которую знал. С секунду задержавшись, охранник двинулся дальше, а через несколько долгих секунд, где-то сзади, раздался выстрел.
Расстрел шел уже около часа, охранники не раз опустошили и пополнили магазины, когда в животе Вася ощутил вибрацию. Что это сигнал датчика возврата, он понял сразу, а поняв, вспомнил о своем маленьком незаконченном дельце. Неприятная мысль о том, что он может не успеть, обожгла его. Как будто прочитав его мысли, офицер рявкнул:
— Встать!
Заключенные поднялись. Вернее, поднялись не все, ровно десятая их часть так и осталась лежать на лагерной мостовой.
Только Василий встал, как перед строем, сжимая в руке палку, возник староста его барака.
— Ты! Ты! Ты!..
Каждое «ты» сопровождалось тычком палкой в направлении заинтересовавшего его заключенного. Отобрав таким образом около тридцати по виду наиболее физически здоровых заключенных, староста проговорил:
— Выйти из строя. Остальные бегом в барак.
«Ну все, конец, — Вася посчитал, что попал в очередную команду для отправки на тот свет. — На этот раз покорно ждать, как скот на бойне, я не буду», — подумал он, приглядываясь к старосте и прикидывая, как бы поудобней схватить немецкого прихвостня, чтобы быстро свернуть шею.
Глядя в перепуганные лица заключенных с ехидной улыбкой, открывающей гнилые зубы, староста продолжил:
— В течение часа вы должны убрать все трупы со двора и сложить их у крематория. Трупаков нынче слишком много, зондеркоманда не справляется. И поторопитесь, если не хотите пополнить их ряды.
Его радость была понятна, старосты бараков администрацией наказанию не подвергались.
Оглянувшись, Вася заметил, что приблизительно такое же количество узников отобрано для этой работы и из других бараков, и успокоился, похоже, действительно набирали для работы.
Работе Вася был рад, она была хоть и неприятная, но давала некоторую свободу перемещения по лагерю, а это ему сейчас было крайне необходимо.