Впереди показалась развилка — Ленинский тракт убегал прямо, дорога к поселку резко сворачивала вправо, в низину. На повороте стояло приземистое кирпичное строение с односкатной прогнившей крышей и широкими оконными проемами, глядящими на дорогу. За строением возвышался лес, по обочине рос плотный кустарник.
Когда сендер приблизился к развилке, Демир приказал:
— Прыгай, Стоян.
Крум вывернул руль, ударив по тормозам. Взметнулся песок, в стороны полетело крошево асфальта — машина вписалась в поворот.
Старший Верзила, прижав к груди ружье, упал на бок, вскочил и, прихрамывая, побежал к кирпичной постройке, доставая на ходу динамитную шашку. Вдалеке под эстакадой показался «тевтонец». Крум надавил педаль газа и сгорбился за рулем. И прозевал-таки глубокую яму. Сендер чиркнул бампером по дороге, под днищем хрустнуло, скрежетнуло — машину подкинуло. Следопыт выпустил руль, успел закрыться локтями, когда капот с треском вломился в кустарник. Пробив заросли, сендер со звоном врезался в крепкое толстое дерево.
Грудью Крум ударился о руль и погнул его, перед глазами вспыхнули звездочки. Следопыт потерял сознание лишь на миг и тут же, вынырнув из темноты, тряхнул головой.
Под капотом шипело, из щелей валил дым. Сжав челюсти, Крум откинулся на сиденье и увидел перед собой подошвы демировых сапог. Старик стонал, распластавшись на передке. Крум оглянулся. Сзади была куча мала: Жив придавил Ферзя, под ним, громко мыча, шевелился Тодор.
С рокотом к развилке приближался «тевтонец». Крум попытался встать, но не смог: нестерпимая боль пронзила грудь, нога застряла между педалями.
— Жив, — прохрипел он. — Жив!
Ухватившись за баранку, следопыт кое-как повернулся, другой рукой сцапал Верзилу за шиворот, дернул вверх, одновременно пытаясь выковырять ногу из педалей.
— Вставай, Жив! Монахи близко!
Верзила уставился на Крума бессмысленным взглядом, заморгал. Следопыт встряхнул его.
— Слышишь?
Жив закивал, его глаза сверкнули, и Верзила выпрямился, подхватив Ферзя под мышки. Тодор тут же сел.
— Берите Демира, уходите в лес, — велел Крум.
— А ты? — Жив взвалил Ферзя на плечо, спрыгнул на землю.
— Уходите! — скрипнул зубами следопыт; перегнувшись через спинку сиденья, раскрыл Демиров ранец.
Тодор стащил к тому моменту старика с капота и поставил на ноги. Демир уронил голову на грудь и едва не упал, младший Верзила поддержал его.
— Заберите вещи, — Крум достал пружинный самострел, колчан с дротиками и развернулся на сиденье.
От резкого движенья в глазах потемнело — такой сильной была боль в груди. Хватая воздух ртом, следопыт наконец выдернул ногу из-под педалей и выдохнул:
— В лес!
Пришедший в себя Демир, неуверенно ступая, хватаясь за ветки, побрел в чащу. Жив с Ферзем на плече пошагал следом, Тодор задержался — помог Круму выбраться из сендера, — потом взял ранцы и побежал за остальными.
Взрыкнул подъехавший к развилке «тевтонец». Следопыт, зарядив самострел, двинулся к обочине, стараясь держаться в тени деревьев.
Монахи явно не спешили сворачивать на дорогу в поселок, похоже, они видели, что с сендером мутантов что-то случилось, а может, заметили, как спрыгнул Стоян, и поэтому притормозили. Во всяком случае, Крум пока не видел «тевтонец», но хорошо слышал рокот двигателя поблизости. Видимо, машина стояла за той приземистой постройкой, где внутри спрятался старший Верзила.
Водитель «тевтонца» заглушил двигатель. Раздались громкие голоса, хлопнули дверцы, Крум остановился за деревом, выглянул, потирая ушибленную грудь. Дыхание почти выровнялось, под ребрами еще саднило, но боль была терпимая, с каждым вдохом ему становилось все легче. В этом и заключалась его мутантская особенность — любая рана на Круме заживала очень быстро, как на песчаном шакале. Тело следопыта покрывало множество шрамов, на ногах, груди, спине и даже голове имелись следы от пуль. Откуда у него способность к скорому восстановлению, он не знал. Принимал как должное, никогда не задаваясь вопросом, что в его организме не так, в чем отличие от других мутантов или людей. Крум благодарил за все духов пустыни, считая, что те берегут его, даруя силы, и неустанно повторял про себя их сложные длинные имена.
Шевеля губами, следопыт медленно втянул носом воздух. Ветер дул северо-западный, запахи с дороги были едва уловимы, но Крум услышал их достаточно, чтобы разобраться, кто и куда движется и насколько монахи далеко от Стояна.
Закрепив колчан с дротиками на рукаве, следопыт поднял самострел, пригнулся и, перебегая от дерева к дереву, стал пробираться к развилке. С каждым ударом сердца его кровь будто вскипала, разгоняя по жилам огонь, накачивая мышцы силой. Сейчас он походил на хищного мутафага, выслеживающего добычу. Сознание следопыта занял охотник, загнавший дичь.
Где-то глубоко засела мысль, что «тевтонец» до сих пор не взорван Стояном, потому что отстоит дальше, чем можно бросить динамит. Поэтому Верзила прячется в кирпичной постройке, подпускает монахов ближе, чтобы раньше времени не раскрывать себя и стрелять наверняка. Ружье у Стояна старое, но мощное, бьет любой доспех навылет со ста шагов.
Сквозь заросли впереди проступили очертания строения. В рыжего цвета стене виднелся дверной проем, за ним — пол, усеянный кирпичным крошевом и фрагмент широкого окна с железной рамой без стекла. Стоян прятался где-то внутри.
За окном по дороге прошел жрец в желтой тоге, второй, третий. Крум знал, что к постройке направлялись четверо, но последний приближался, обходя ее слева, он слишком громко топал и сопел, словно запыхавшийся манис, а трое — справа. Жрецы держали в руках винтовки с длинными четырехгранными штыками.
Крум осторожно двинулся навстречу отколовшемуся от группы жрецу. Следопыт постарался представить, где стоит «тевтонец», чтобы не угодить под пулемет, и — увидал его за окном сквозь проем. Машина стояла на обочине тракта, немного не доехав до развилки. За пулеметом торчала голова стрелка в кожаном шлеме и очках с выпуклыми стеклами.
И тут Крум заметил Стояна. С дороги его увидеть не могли, крыша была покатая. Прячась под ней, старший Верзила высунул в дыру свою обветренную круглую рожу и отчаянно гримасничал. Сейчас он даже цыкнуть боялся, любой подозрительный звук мог выдать его положение. Верзила сжимал зубами динамитную шашку, пуская слюни, и то и дело жмурился.
Крум поднял правую руку, показав три пальца, и Стоян кивнул, поняв, что с той стороны постройку обходят трое. Левая рука вверх и один оттопыренный палец — слева постройку обходит один монах; обе руки с самострелом над головой — пулеметчик в «тевтонце» на дороге.
Верзила с трудом протиснул мясистую ладонь в дыру, взял динамит. Крум покачал головой. Жестами приказал бросить шашку в тех троих, что обходили справа, остальные — его забота.
Стоян кивнул и отвернулся. Щелкнула зажигалка, с шипением разгорелся фитиль. Жрец слева, громко топая, выбежал из-за угла — в лоб ему ударил дротик, пущенный из пружинного самострела. Без вскрика монах опрокинулся на спину, а Крум рванулся в дверной проем, перезаряжая оружие.