Боск шагнул вперед и взял жердь из рук Паксенаррион. Сначала он продемонстрировал повороты на месте — при этом длинный шест почти не шелохнулся в его руках, а затем перешел к новому упражнению, проделав его сперва молниеносно, затем по частям. Новобранцы как завороженные следили за его отточенными движениями. Показав несколько раз все необходимые перехваты, Боск сделал несколько шагов вперед с жердью на плече. Наклоненный шест не прыгал, не изменял угла наклона, не колыхался в такт шагам, а плавно двигался, еле заметно покачиваясь. Но больше всего поразило новобранцев то, как Боск выполнял повороты в движении, — при этом конец жерди рассекал воздух со свистом. Сделав несколько поворотов, капрал вернулся в исходную позицию и протянул импровизированное копье Пакс.
— Вот так и вы должны научиться, — сказал Стэммел и скомандовал: — Приготовились. Делаем по частям. По счету «раз» — упереть конец копья в землю. Делай — раз!
Паксенаррион с замиранием сердца разжала пальцы, позволив жерди скользить вниз и целясь при этом в выбранную точку перед собой. Конец жерди гулко ударился о землю.
— Слишком близко, — сказал Боск и показал место, где надлежало оказаться концу копья.
Пакс немедленно передвинула свою жердь туда, куда указывал капрал.
— Теперь опускаем копья на плечо, — скомандовал Стэммел. — Делай — два!
Отпустив жердь и толкая ее назад, Пакс почувствовала, как конец шеста отрывается от земли. Ей удалось прижать его к нужному месту прежде, чем кто-либо обратил на это внимание. Некоторым повезло меньше: сзади раздались недовольные возгласы капралов и сержанта: никто не сумел удержать падающую жердь под контролем. Наконец все новобранцы привели свое условное оружие в надлежащее положение.
— На счет «три» — левую руку вниз и поднимаем копье, кладя его всем весом на плечо, — продолжил Стэммел. — Делай — три! Отставить!
Пакс только-только приподняла копье, судорожно стараясь не выпустить его из-под контроля, а сзади уже раздалась сдавленная ругань кого-то, на чью голову опустилась жердь стоявшего впереди.
— Держите вы свои деревяшки крепче, — недовольно сказал Стэммел и вновь скомандовал: — Делай — три! Нет, отставить! Еще раз…
Это движение взвод повторял бессчетное количество раз, пока все новобранцы более или менее научились держать жердь в нужном положении. Руки Паксенаррион затекли, ладони, по которым скользила деревянная жердь, горели.
— Обратно в казарму будем возвращаться, неся копья на плече, — объявил Стэммел. — И в ваших интересах не выглядеть такими же болванами, как остальные группы. Кто уронит жердь — голову оторву! — И сержант погрозил подчиненным кулаком.
Взвод Стэммела умудрился вернуться в казарму первым, не уронив при этом ни одной жерди, чем немало удивил других сержантов и вызвал зависть остальных новобранцев.
Мало-помалу обучение двигалось вперед. Новобранцы получали все меньше ударов и уколов от Сиджера (никогда, впрочем, не избегая их окончательно); копья начали казаться более или менее управляемыми. Пакс, содравшая кожу на левом предплечье, тренируясь в стрельбе из лука, научилась правильно держать согнутую в локте руку. Все новобранцы получили немало ссадин, ушибов, синяков и порезов, но единственным серьезно пострадавшим во взводе Стэммела был Микель Фальссон, сорвавшийся со стены во время ремонтных работ и переломавший себе обе ноги. Кости срослись, но хромота осталась, и парню пришлось перейти на работу в оружейную мастерскую.
— Ему еще повезло, что он совсем без ног не остался, — сказал Девлин. — Я такого кошмарного перелома никогда не видел.
Пакс поежилась, вспомнив торчащие из раны белые осколки костей.
В разговор неожиданно включилась Эффа:
— Вот почитай он Геда…
— Прекратить! — привычно оборвал ее Девлин. — Никаких разговоров о религиях, священниках и святых в нашей роте.
— Но почему? — возмутилась Эффа. — Я слышала, что в роту герцога Пелана набирают последователей Геда.
— Раньше так и делали, а сейчас перестали.
— Когда я записывалась, то сказала о своей вере сержанту, и он ответил, что это хорошо.
— Сержант Стэммел так сказал тебе? Ладно, значит, так оно и есть. Чем больше таких, как ты, в роте — тем лучше. Ты же знаешь, что слово командира для нас — закон.
— И все-таки…
— Эффа, отвяжись, — дернула ее за рукав Арни. — В конце концов, это действительно не наше дело.
Но не в характере Эффы было так просто отступить. Она все время приставала с вопросами к командирам или к товарищам, выясняя все, что ей было интересно, до мельчайших подробностей. А главное, она не оставляла попыток обратить в свою веру тех, кто, по ее мнению, был добродетелен (например, Пакс, Сабен или Арни), но не просветлен. Эти уговоры изрядно надоели Пакс.
— Я поклоняюсь своим богам, — в очередной раз объясняла она. — Мне их хватает за глаза. Моя семья поклоняется им много поколений, и я не вижу смысла что-то менять. И потом, каким бы великим воином ни был Гед, он не мог стать богом. Так боги не появляются.
Развернувшись, Пакс пошла прочь от Эффы.
В то же время с Сабеном и Арни она с интересом обсуждала тему религии: каждому было чем удивить своих товарищей.
— А моя семья, — начал свой рассказ Сабен, — ведет род от кочевников-коневодов. Еще дед деда моего отца кочевал по равнине. Сейчас у нас ферма, мы выращиваем лошадей и другой скот на продажу, но у каждого из нас всегда с собой кусочек конского копыта, а на свадьбах и похоронах мы танцуем с лошадиными хвостами и символической упряжью.
— То есть вы поклоняетесь лошадям? — поразился Вик.
— Да нет же. Наши боги — Гром Табуна, Северный Ветер и Черноглазая Кобыла — боги плодородия. Ну это почти то же самое, что Альяния — Госпожа Мира. А вот семья моего дяди поклоняется Гутлаку…
— Великому Охотнику?
— Ну да. Так мой отец всегда уходит с их ритуальных плясок, считая, что не имеет права участвовать в них.
— Я бы тоже не стал, — поежился Вик.
— Городской мальчишка, — заключила Пакс. — Мы хоть и сменили дикую охоту на разведение овец, но все равно признаем за Гутлаком великую силу.
— Да я знаю. Просто не по себе мне от этих сильных и великих охотников. А у нас в семье чтят Великого Господина, потом Альянию, Сертига и Адиана…
— А это кто такие? — спросила Пакс.
— Сертиг — Создатель, это-то тебе известно. Его почитают многие ремесленники. Адиан — Дающий Имя Всем Вещам. Мой отец играет на арфе и поет, а певцам и сказителям приходится иметь дело со множеством имен.
— Ты — сын певца и музыканта? — удивленно спросил Сабен.
Вик кивнул.
— Но у тебя же совсем нет голоса!
— Это точно, — ответил Вик, пожимая плечами. — И на арфе я так и не научился играть, хоть мне ее с младенчества подсовывали. Хотел отец из меня переписчика сделать, каллиграфа, но это дело шло у меня еще хуже, чем музыка. Любил я подраться, чем доставлял немало неприятностей семье. И вот однажды случилось то, что должно было случиться: самым разумным выходом из очередной истории оказалось смыться из родного города. Прикинув, я решил, что единственное мое умение будет мне полезно именно здесь.