Век одиночества | Страница: 33

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Немного подождав, Нурманен устремился следом за парочкой. Неожиданное появление старого знакомого моментально вытеснило из его головы мысли о Кайсе. В конце концов, девушка просто пришла навестить старую подругу. О том, что Кайса могла встречаться с другим мужчиной, Нурминен предпочитал сейчас не думать. Все его мысли были связаны только с Кетри.

Он что же, окончательно сошел с ума, этот клейменый полудурок? Он подозревается в тяжком убийстве, его ищет Департамент Благополучия, один из самых искусных следователей идет по его следу, а этот ненормальный, как ни в чем не бывало, спокойно прогуливается по городу в обнимку с женщиной! Куда он направляется? Что-то подсказывало Нурминену, это следует обязательно узнать.

Через пару кварталов парочка спустилась на станцию подземки. На широком перроне влюбленные разделились: женщина направилась в самый его дальний конец, в гущу толпы, ожидающей поезд, а Кетри остался стоять рядом с пропускными автоматами. Не сводя взгляда со спины соседа, Лаури купил в киоске пластиковый билет.

Спутница клейменого спокойно ожидала поезд. Иногда приходилось стоять по двадцать минут, а то и больше, особенно в час пик. Лаури понял, что не утерпит, и решил действовать.

— Кетри! — положил он руку на плечо вздрогнувшему знакомому.

Фишту обернулся, и лицо его исказила гримаса нечеловеческого ужаса, а кровь мгновенно отлила от щек.

— Ты?!

— Тебя ищет полиция…

Кетри резко отпрянул в сторону.

— Не прикасайся ко мне, грязный убийца!

— Что?!

— Это ты убил ее! Я все видел!

— Что ты несешь?!

— Отойди от меня!!!

— Да объясни же мне наконец, что происходит?

Фишту нервно обернулся, ища глазами спутницу во все пребывающей толпе.

— Я видел, как ты выходил из моей квартиры, весь в ее крови…

— В чьей крови?

— Этны… — казалось, Кетри сейчас зарыдает. — Этны Кетри! Моей жены! Когда ты вернулся к себе, я бросился в свою квартиру, а там… в ванной… Скажи, зачем… зачем ты сделал с ней это?!

— Ты болен, приятель, — Лаури сокрушенно покачал головой. — Болен на всю голову. Мне искренне жаль тебя.

— Не нужно меня жалеть! Плевать мне на твою жалость! Ты монстр, жестокое чудовище! Ни один человек не способен сделать такое с женщиной… Я любил ее… По-своему… хотя она и была законченной шлюхой.

— Ты бредишь!

— Теперь уже все равно! — Фишту нервно рассмеялся, поправляя съехавшие на нос очки. — Я сделал свой выбор, а ты… Будь ты проклят, долбаный ублюдок!

И, круто развернувшись, Кетри поспешил к подруге, подававшей ему какие-то нетерпеливые знаки. Нурминен был настолько ошарашен всем услышанным, что даже не попытался задержать соседа.

В конечном счете это спасло ему жизнь.

Через минуту подошел поезд. Его черная пыхтящая туша плавно остановилась на станции, и одновременно с этим разошлись в стороны широкие заслонки входных дверей. Толпа подалась чуть назад, выпуская на перрон только что прибывших. Фишту Кетри медленно обернулся, с ненавистью посмотрев на стоявшего вдалеке у пропускных автоматов Нурминена, и правая рука клейменого скользнула в карман дешевых темно-синих брюк.

В ярком свете станции блеснуло какое-то круглое устройство.

Кетри нервно сжал металлическую сферу в руке, и стоящие вокруг люди мгновенно стали превращаться в живые пылающие факелы…


По его спине прошлись чьи-то тяжелые ботинки.

— Вставай, приятель! Ведь затопчут, — невидимые руки резко потянули Лаури вверх. — Вставай, говорю, или погибнешь!

Помещение станции заволокло выедающим глаза и легкие ядовитым дымом.

Неожиданный доброхот больно ткнул кулаком под ребра;

— Не стой столбом, кретин, беги!

Вняв совету, Нурминен побежал. Вопящая в панике толпа вынесла его на улицу, дышать стало легче, хотя соображалось по-прежнему туго. Перед глазами плавали ослепительно яркие белые круги. Потом к горлу подступила тошнота, закружилась голова, и Лаури потерял сознание.

* * *

— Весьма опрометчиво с вашей стороны, Нурминен! — Антти Лэйхо указал глазами на поднос с металлизированной изоляционной лентой.

Лаури попробовал пошевелиться, однако это почему-то не получилось. Глаза резал яркий свет, но зрение, к счастью, полностью восстановилось. Следователь терпеливо ждал ответа, его приятное умное лицо выражало само участие. Казалось, что перед Лаури не представитель беспощадного правосудия, а заботливый детский врач.

— Что же вы молчите?

Нурминен нервно облизнул сухие губы.

— Почему я не могу пошевелить ни ногами, ни руками?

— Что вы там шепчете?

— Почему я обездвижен? Меня парализовало?

— О нет, что вы! — рассмеялся Лэйхо. — Просто вы временно дезактивированы.

— Это процедура не для граждан, а для подследственных клейменых!

— Которых вы так любите, если я не ошибаюсь? Даже живете среди них и регулярно пользуетесь услугами их женщин.

— Откуда вам это известно?

— Шутите?

— Отнюдь!

— Странный вы человек, Нурминен…

— Я недавно это уже слышал, — против воли вырвалось у Лаури.

— От кого, можно поинтересоваться?

— От одной… подруги.

— Допустим. Почему вы заблокировали радиомаяк?

— Я не намерен отвечать, находясь в таком унизительном положении! Если меня в чем-то обвиняют…

— Хорошо, — грустно вздохнул следователь, — только благодаря нашей намечающейся дружбе.

Он что-то вколол в капельницу, впившуюся широкой иглой в сгиб правого локтя Лаури, и тело Нурминена перестало быть деревянным.

— Давайте-ка еще убавим и свет.

Теперь можно более-менее оглядеться. Лаури полулежал на странной металлической конструкции с многочисленными блестящими стержнями, которые неприятно касались его тела. Конструкция располагалась точно посредине небольшого сферического помещения с высоким зеркальным потолком.

Сидящий напротив следователь умиротворенно улыбался.

— Предвидя ваш вопрос: вы находитесь в секторе дознания Департамента Благополучия. Готовы к откровенной беседе?

— Я по-прежнему не понимаю, чем заслужил подобное обращение?! — гневно ответил Лаури. — На каком основании вы подвергаете меня всем этим странным процедурам? Неужели из-за маленького нарушения, связанного с экзотическим местом моего проживания?

— И из-за этого в том числе, — спокойно подтвердил Лэйхо. — Когда дело касается национальной безопасности, я вправе задействовать любые, даже самые жестокие средства.