— Хочешь, чтобы я его отвлекала от важного разговора? — надула губы Каттими.
— Хочу, чтобы ты не дала ему меня убить, — ответил Кай. — Или кому-то меня убить. Ведь я буду спрашивать его о важном. К примеру, о том, что, скорее всего, его человек убил урая клана Смерти. Я в этом почти уверен. Думаю, что он не хотел бы, чтобы такая весть дошла до Сакхара, сколько бы воинов там ни осталось.
— Без этого никак нельзя обойтись? — еле слышно прошептала Каттими.
— Никак, — твердо ответил Кай.
— Как ты думаешь, — спросила она совсем уже мягким голосом, — этот самый страшный крылатый Пангариджа уже забыл обо мне? Я даже не говорю о том, что не понимаю, зачем я вообще ему сдалась. Ты ведь помнишь, что, если с тобой что-то случится, я с ловчим Пустоты не справлюсь? А Такшан? Я уж думала, что забуду это имя. Васа и Мити, наверное, не единственные воины в тринадцатом клане. А те две тысячи пропавших туварсинцев, которым этот изготовитель рыбьего клея, или кто там еще, отращивал когти? Где они? Чего они хотят? А колдун, что унес тот рог? Думаешь, тати у него закончились? А те двое из леса близ Кеты? Я ведь помню их имена, помню. Анниджази и Харш. Сколько подобных им? А Истарк? Мне так он кажется страшнее всех прочих. Ты помнишь, мы нашли в Аке дом, куда должны были отдать лошадей, если бы отправились в Ак? Ведь он был продан хозяином как раз в тот самый день, когда мы разбирались с таким же домом в Туварсе. Да, гадостей в Аке его хозяин наделать не успел, но часть кровли в пристрое к основному дому разобрал. И даже насест для этого Пангариджи соорудил! А Туззи и Таджези? А ну как они отправились в Хурнай? А те трое всадников? Один из них, я так поняла, был Паркуи? Ты думаешь, что семь из двенадцати так же легко подставят свои глинки под собственную кровь, как это сделала Пера? А Хара? Хара, чей меч ты носишь на поясе? Ведь он тоже обещал разобраться с тобой, не так ли? Хара, которого, как я поняла, нельзя убить? Ты понимаешь меня?
— Понимаю, — рассмеялся Кай. — А если добавить еще и то, что на дорогах полно разбойников, а в лесах немало еще пустотных тварей, то единственное, что могло бы продлить нашу счастливую жизнь, — это стоянка в открытом море подальше от страшных берегов. С одним только не знаю, как быть, а вдруг придут бури?
— А может быть, мы купим небольшое судно и будем плавать по Хапе? — спросила Каттими. — От Намеши до Хурная и обратно.
— А речные пираты? — так сурово сдвинул брови Кай, что девчонка рассмеялась.
— Да ну тебя, — укусила она охотника за мочку уха. — Послушай. Ты так смотрел на эти острова, как будто забыл на них что-то дорогое.
— Да, — кивнул Кай. — Кроме отца, которого я толком не знал, и матери, не знаю, что с нею теперь, у меня не осталось кровных родных, но близкие, считай, что родные, еще есть. Я давно их не видел, но когда-то они жили на этих островах. Недолго, впрочем.
— А теперь? — спросила Каттими.
— Теперь? — нахмурился Кай. — Я так волнуюсь за них, что постарался выбросить их нынешний адрес даже из собственной головы, а ты хочешь, чтобы я оставил его в твоей? Забыла про Васу? Про Пангариджу? Ты только что мне назвала много имен!
— Выходит, за меня ты волнуешься меньше? — снова надула губы Каттими.
— Больше, — успокоил ее Кай. — Знаешь, если бы я волновался за них, как за тебя, я бы таскал с собою целый обоз, в котором был бы не только скарб двух семей, но и куча ребятишек?
— Так уж и куча? — поразилась Каттими.
— Ну куча не куча, а по ребенку в каждой семье два года назад уже было, и останавливаться на этом они не собирались, — сказал охотник и добавил, разглядев в уголке глаза Каттими слезу: — Это ведь не самое трудное в жизни — родить детей, ты понимаешь?
— Думай об этом, — прошептала, возвращаясь к кувшину с веревкой, Каттими и сказала уже громче: — Отец говорил мне, что все тупики в жизни кажутся железными, а думы бесполезными, но на самом деле они подобны молоту кузнеца. От ударов молота железо становится мягким и податливым. Думай, зеленоглазый.
Кай думал. Вот только разобрать навалившиеся на него загадки было столь же непросто, как и разобраться с кучей врагов, которых перечислила ему Каттими. Впрочем, с врагами было проще. Всего лишь стоило их рассортировать. Определиться, кто кому служит и кто чего добивается. Кай был уверен, что, если он сумеет это сделать, врагов сразу станет меньше. А те, что останутся, уже не будут выглядеть войском, готовым к бою с одиноким охотником, а станут несколькими отрядами, которые можно победить, а еще лучше — от стычки с которыми можно уйти. Хотя тот же приемный отец всегда говорил ему одно и то же: единственный способ уменьшить количество врагов — убивать их. Главное — делать это по уму, незаметно, иначе их будет становиться еще больше. Да уж, с отрядами врагов незаметно справиться не удастся. «Надеюсь, с не слишком большими отрядами, — прошептал Кай и добавил, взглянув на Каттими: — Которые встанут против не слишком одинокого охотника».
Всякий раз, когда Кай задумывался о чем-то, к примеру, о том, почему его собственная мать передала ему вместе с черным мечом не свою глинку, а глинку Сурны, ведь не перепутала же она ее, в конце концов, а потом растирал виски и находил взглядом Каттими, он вспоминал то недолгое счастье, которое упало на него в обычном деревенском доме на окраине Зены. Нет, он не сравнивал то счастье и нынешнее. Он сравнивал боль, которую испытал, потеряв Негу, и тревогу, которая владела им теперь. Сравнить не получалось. Это было как сравнивать две пропасти. Ни в одной из них не было видно дна, но из одной ты, сращивая кости, уже вроде бы выбрался, а во второй дна могло не оказаться вовсе. К тому же в голову вновь пришло сравнение, которое было донесено до его ушей чужими устами, но прозвучало вроде бы в устах самого Хары: вся Салпа с ее раскаленным небом подобна горячему котелку, опрокинутому на дорогу. И муравей, который мечется под его стенками, думает, что вот такой у него мир. Звезды, вспомнил Кай и закрыл глаза, чтобы попытаться хотя бы мысленно разглядеть их. Как он сразу не понял. Конечно же и поразительная, нечеловеческая меткость была тому первым признаком — Истарк либо приделанный, либо вовсе не человек…
— Вот, к примеру, такая сказка, — послышался голос Пая.
Кай открыл глаза. Купец, верно воспользовавшись шумом волн и ветра, сумел подойти неслышно и остановился у борта кораблика в пяти шагах от Кая и Каттими. Почему же тогда его негромкий голос не заглушался теми же волнами и ветром?
— В одной дивной стране, в которой не было красного неба и не было границ, жили великие колдуны. Все они могли управлять и живым, и неживым, но каждый имел особенность. Один больше занимался живыми тварями, другой стеблями и листьями. Один распоряжался водой, другой огнем. Один проникал в суть камня, ясности и чистоты, другой пьянел от высоты и полета. Один играл солнечными лучами, другой находил успокоение во мгле и холоде. Один наслаждался могильной сладостью, другой — скоростью и расстояниями. Один слушал музыку, которая была создана творцом всего сущего и рассеяна в бесчисленном количестве детей его, а другой управлял током крови в их жилах. Может быть, колдуны эти были братьями и сестрами друг другу, а может быть, едва знались друг с другом. Они проникали друг сквозь друга, как солнечный свет проникает сквозь струи дождя, и сменяли друг друга, как сменяют друг друга день и ночь, и продолжалось это так долго, что начала времени колдунов не помнил никто из живущих, и они сами не помнили его.