К сожалению, Таня не знала, что красавчик Петя женат. Завидев рассвирепевшую женщину, все же успела убежать и все шишки достались мужу. Он летал по передней и кухне минут десять, пока не получил сковородкой по голове. Озверели оба. Он схватил ту же сковороду. Жена упала и застыла. Бойня закончилась. Петя добрел до кровати и мгновенно заснул.
Когда очнулся, было уже утро. Светло. Какие-то люди льют на него воду. Мозги отсутствуют, глаза не видят, туловище отяжелело, руки-ноги не слушаются. Из розовой туманки начали вырисовываться контуры, контуры превращаются в образы, и они вовсе не походят на ангелов. Фуражки ангелам не нужны, они честь не отдают.
— Знал, Кострулев, что мы с тобой встретимся, но не так. Я тебя уважал как противника, а ты дерьмом оказался.
Петр разглядел петлицы милиционера. Большой начальник его навестил, такие по кабинетам сидят.
К начальнику подошел чин поменьше:
— Все обыскали, пусто.
— Куда камешки дел, Кострулев?
— О чем ты, начальник? Видишь, человек болеет.
— Сейчас отрезвим.
Бедолагу выдернули из перины, как сорняк из грядки. Двое молодцов подхватили его под руки и поволокли на кухню. Народу в квартире собралось больше, чем было на его свадьбе. Соображать приходилось быстро, в движении. Он одет, в ботинках, кругом разбросано тряпье, ящики комода выдвинуты. Машка им даст прикурить…
Маша лежала на полу в луже крови. Рядом валялась сковородка, тоже вся в крови. Зеленые, остекленевшие глаза жены смотрели вверх, лицо белое, волосы слиплись. Кострулев заорал нечеловеческим голосом, отшвырнул от себя милиционеров, бросился на колени и схватил Машу за плечи. Истерику оборвали сильным ударом по шейным позвонкам.
Свет померк. Долгое время Петр плавал в темноте, словно его выбрасывало на поверхность с глубин океана, путь превратился в вечность, и мучения продолжались.
Очнулся Кострулев в общей камере Таганской тюрьмы. Почетному шниферу хорошее местечко уступили, заботой окружили.
— Прозрел, — тявкнул урка в тельнике.
С противоположной стороны с нижних нар поднялся бугай с разрисованным телом и в кепочке-шестиклинке, лениво подошел к оклемавшемуся новичку.
— С почином вас, Петр Фомич. Теперь ваше имя будет вписано золотыми буквами в кирпичную кладку незабвенной Таганки.
Он сел на край нар у ног Кострулева.
— И ты здесь, Кандыба?
— Так это же дом мой родной. А вот тебя здесь никто не ждал. Неужто засыпался? Не верю! Заложили?
— Сам не знаю.
— Двое суток стонешь. Слушок прошел, будто ты свою зазнобу кистенем завалил, но в те куплеты наш брат не верит. Кореша подставили? Майор Рубеко под тебя копает. Опытный лягаш. Молчи как рыба. Он мастак дела шить. Промаринуют в душегубке недельку, сам допроса потребуешь. Не лезь.
— Куда уж мне лезть.
Пахан сунул Кострулеву раскуренную самокрутку и вернулся на место.
Духота в камере стояла неимоверная, но Петра знобило. Сутки он не смыкал глаз, не ел, не пил. Урки его не тревожили. Каждого раза по три на допросы вызывали, Кострулева не трогали, будто забыли о нем. На третьи сутки вспомнили. О многом успел подумать свежеиспеченный арестант, и многое осталось для него загадкой.
Рубеко встретил его приветливо. Предложил закурить, старался выглядеть миролюбивым, даже в штатском пришел, с передачкой, будто на свидание.
— Что с Машей?
— Похоронили вчера, Петр Фомич. Ваш брат и ее сестра. На Ваганьковском, рядом с родителями. Вы же с Иваном на сестрах женаты?
— Да. А Лёлька?
— Дочку твою брат с женой забрали. Не сдавать же ее в приют. Поможешь следствию — дам свидание с Иваном, начнешь юлить — получишь вышку.
— Чего же вам не ясно? Тепленьким взяли.
— Ты так хочешь? А я по-другому. Милицию, Петр Фомич, никто не вызывал. Мы сами к тебе приехали и, уж поверь, труп там найти никак не ожидали. Дружок твой засветился, водки требовал у проводников поезда на Курском вокзале. Взяли дебошира, а у него полные карманы меченых денег. Десять тысяч. Это у Шуры-то Воробьева. Денежки из кассы пятого магазина Ювелирторга, мало того, ценностей на один миллион триста Двадцать три тысячи семьсот двадцать шесть рублей пропало. Весь выставочный завоз. Чудеса да и только. Кутила отродясь в руках фомку не держал, что такое «шарошка» не знает и «гусиную лапку» в глаза не видел, куда ему на сейф руку поднимать. А тут инструмент медвежатника даже не понадобился. Чик-чик, и дверца открыта без единой царапины. Что скажешь, Петр Фомич?
— Вопросы не ко мне. У Кутилы и спрашивайте.
— Кутила — стремщик, а не шнифер. Ты ювелирный брал?
— Почему я?
— Слишком чисто сработанно. И еще. — Майор положил ресторанный счет на стол. — В тот вечер вы победу праздновали в ресторане. Ты, Кутила и Долгий. Швейцар вас опознал, метр тоже, а в сумочке официантки нашли чаевые в сумме пятисот рублей из тех же меченых денег.
— В ресторане был, не отказываюсь. Вечер провел в гостях у подруги.
— Брось. Подругу мы расколем. Твои халдеи по трешке получат, с них спрос не велик. Ты о себе подумай. Есть умышленное убийство с отягчающими — сто тридцать шестая, вышку схлопочешь. А можно пойти по сто тридцать седьмой. В состоянии сильного волнения. Пять лет. Есть разница?
— На первый раз вышку не дадут. Пугать меня нет смысла, я давно над пропастью гуляю. Что вам надо?
— Многого не прошу. Мне лично хватит и того, что я тебя взял и посадил. Старая мечта моя сбылась. Я свое получил, и ты свое получишь. Вопрос — сколько получишь и где сидеть будешь. Сам решай. Верни государству награбленное, сдай заказчика. Барыга на такую роль не годится. Все побрякушки сделаны по особому заказу и должны были быть выставлены в посольствах, а не в витринах. Тебе ли этого не знать. Нужны связи на Кавказе, чтобы их спихнуть по достойной цене. Дальше они уплывут в Иран, там уже засвечены некоторые цацки из твоих прежних налетов. И главное. Ценности поступили в Ювелирторг днем раньше на хранение. Это известно было единицам. Нам нужен тот, кто имеет связи с арабами и мог знать о передвижении ценностей по стране.
— Да если такой ловкач и существует, то со мной он якшаться не станет. Я вхожу в группу риска.
— Допустим. Но без посредников и исполнителей ему не обойтись.
— Вот ты и ищи его, майор. А то вы мне все грехи припомните. Отсижу свое за мокруху. Камешки вы не нашли. Деньги меченые у Кутилы. Я тут при чем? Кутила из кабаков не вылезает, ему и деньги шальные перепадают. В карты резаться мастак. Пройдись по рощинским малинам, кочуют рублики из рук в руки, меняя хозяев каждую минуту по сто раз. Нет у тебя ничего, майор, понт твой не удался.
— Я тебя предупредил, Кострулев. Ты сам свой приговор выбрал.