— Журавлев написал два учебника по криминалистике, по ним до сих пор оперов обучают. Преподавал право в Высшей школе НКВД. Вел самые сложные дела. На последнем засыпался, отпустил заклятого «врага народа» прямо с Лубянки на свободу. Не нашел в его деле состава преступления. Того, конечно, тут же взяли, а Журавлеву впаяли ту же статью и украсили ее пособничеством, соучастием, организацией, заговором, в общем, полный набор. Двадцать пять лет, на всю катушку впаяли. Если я его верну в лагерь, ему конец, за четыре года от него тень осталась.

— Как себя ведет?

— Жалоб я от него не слышал, просьб тоже. Тянет свою лямку, как может, но надолго его не хватит. Помоги, Харитон.

Последние слова прозвучали как-то по-особенному, будто Сорокину они жизни стоили, даже шрам на щеке побелел.

— Если Никита Сорокин за кого-то слово замолвил, значит, тот его стоит. Где Журавлев?

— В моем кабинете. Безопасней места не нашел.

— Я пришлю за ним машину и с лагерным начальством разберусь. Найдем твоему важняку теплое местечко.

Сорокин передал Челданову папку и встал.

— Это все, Никита?

— Так точно.

— Ну ты даешь. Таким я тебя еще не знал. Молодец!

В похвалах Сорокин не нуждался, делал то, что считал нужным. Его интересовал прежде всего результат. Им он остался доволен, даже настроение поднялось.

Сев в машину, приказал шоферу:

— К «Двенадцати апостолам».

«Двенадцатью апостолами» называли первое большое здание, построенное в поселке Магадан в 32-м году, куда заселили первых двенадцать начальников, прибывших с «материка» на сооружение великого треста Дальстрой. Оно и по сей день стояло в самом центре теперь уже разросшегося города неподалеку от бухты Нагаева, только на данный момент в нем располагался штаб оперативных служб, вотчина подполковника Сорокина.

В тот же вечер заключенного Журавлева переправили в одиночную камеру центральной больницы.

Челданов возвращался домой в плохом настроении. Дела шли как обычно, и повода для расстройства вроде бы не имелось. Но он беспокоился за жену.

— Что-то ты сегодня дерганый, Харитоша?

— Есть основания. Хозяин лично тебе доверил набор людей. Он хочет собрать команду неординарных личностей, не совместимых по всем параметрам, не способных сойтись характерами и не имеющих общих интересов. А что мы имеем? Банду уголовников?

Лиза, раскладывавшая пасьянс, бросила карты на стол.

— Это ты считаешь их бандой уголовников. Я не хуже тебя в людях разбираюсь. Шестнадцать лет живу среди зеков, а могла бы все это время по столичным театрам и ресторанам разгуливать. На фронт бы ушла фашистов бить и, если бы с войны живой вернулась, гордилась бы собой. Женщины авиаполками командовали, звезды героев получали, а я в дерьме копалась. За каждого своего зека я в ответе. Глеб Шабанов — летчик, герой. Настоящий мужик. Концлагерь пережил, восемь побегов, десять сбитых самолетов. В результате новый лагерь. Родион Чалый — лучший трюкач. Артист! Ты знаешь его историю? Мужик талантлив и спортивен, силен и ловок. Так вот, у него мечта была: получить настоящую роль в кино. В тот день, когда его арестовали, ему сценарий принесли. Он должен был получить главную роль и играть такого, как Шабанов. Летчика, подбитого над вражеской территорией и попавшего в плен. И он попал. В жизни, а не в кино.

— Он убийца!

— Нет, Харитоша. Он судья. Приговорил к смерти убийц своей жены и привел приговор в исполнение.

— Зато Кострулев собственноручно прибил двух человек. Умышленно. Он тоже герой?

— Ювелир. Вор по призванию, и никого он не убивал. Я в этом уверена. Шнифер — элита воровского мира, на мокруху такие не идут. Ты это сам знаешь. Человек два месяца в каменном мешке выдержал. Плевать он хотел на смерть. Он смеется над ней. А монах, по-твоему, тоже уголовник?

— Монаха тебе сам Белограй подсунул. А сегодня Сорокин команду пополнил. Следователь по особо важным делам с Лубянки. Учебники по криминалистике писал. Вот он-то точно не найдет общего языка с блатными. Я его переправил в спецприемник. Князя видела? Пенжинского.

— Завтра с ним разберусь. К такому гусю подготовленной ехать надо.

— Хорошо. Но, Лиза, уголовников с нас хватит. Вокруг мамонтов полно, а ты комаров ловишь. Обидно. Священник, следователь — люди неординарные, а находят их другие. Найди председателя колхоза, крестьянина, кулака. Они до сих пор сидят, им же каждый год по десять накидывали. Начинали с «трех колосков». Помнишь, сколько их шло по разнарядке: «Семь, восемь, тридцать два». Разбавь уголовщину деревенщиной. И почему ты только русских отбираешь? А где прибалты?

— Они все фашисты. Я их ненавижу.

— Ты не женихов себе выбираешь.

— Мы не знаем, Харитоша, кого и для чего набираем. Но чует мое сердце, мне еще придется с ними встретиться.

— Глупости. Покопайся в делах повнимательнее. Артист есть, поп есть, летчик есть, вор есть, князя откопали и следователя на всю банду нашли. Кого еще? Думай. Ты же умная, Лизок. Белограй в любую минуту может потребовать отчета. С него станется — рожу скривит и всех в зону отправит. Ему угодить трудно.

— Не дам! Я за каждого своего кандидата драться буду.

— Против царской воли не попрешь.

Челданов обнял жену, прижал к груди. Лиза резко вырвалась и ушла в другую комнату.

8.

Метель налетела неожиданно. Промежуточную пятикилометровую дорогу от трассы к лагерю замело в момент. Шофер поехал «на ощупь» и не угадал. Тут ногами не попадешь, а он колесами решил попробовать, вот и съехал в кювет. Тундровый участок продувался хорошо, ни одной помехи на пути — чистое поле. Шофер, двое вохровцев и долговязый паренек в задрипанном бушлате пытались вытолкнуть грузовик из ямы. Дурацкая затея. С другой стороны, помощи ждать было неоткуда. Тракторов в этих местах нет и не будет, грузовик, если и появится, то неизвестно когда, а пехом без лыж до трассы часа три ходу, в лагерь — чуть меньше. Пыхтели ребятки, да «лошадиных сил» не хватало. И вдруг зазвенели бубенчики, из вьюжной каши выехали две тройки с крытыми санями. Сказка, да и только. Лошадки зафыркали и остановились возле скошенной набок машины. Со вторых саней соскочил офицер в белом овчинном полушубке и подбежал к ведущей тройке.

— Разберись, Масоха, что там и кто там, — сказал женский голос из-под тулупа.

Старший лейтенант подошел к солдатам, вставшим по стойке смирно и прижавшим рукавицы к виску.

— Свалились, разгильдяи! Козлы! Водила останется ждать помощи. Морозь свой хвост, коли баранку крутить не научился. Конвой и зека я заберу в лагерь.

Лейтенант подозвал одного из конвоиров:

— Куда пацана везете?

— На Армакчан переводят.