Как по заказу, ни в подъезде, ни во дворе никто ему не встретился. Здравствуй, новая жизнь! Теперь нужно встретиться с Конем, передать документы и проконсультировать его, куда идти, если Ник угодит в изолят.
* * *
Стас Кониченко жил в общаге.
Чтобы его не вычислили по мобильному, Ник «потерял» телефон в метро. Терять пришлось дважды: в первый раз его вернула честная бабуля, так что пришлось повторить процедуру. Всю дорогу Нику мерещилась слежка. По пути к студенческому общежитию он петлял, отсиживался во дворах, заходил в магазины и бары, но соглядатая так и не обнаружил. Списал на расшатанные нервы.
Темнело, подмораживало.
Напрямую Ник на Коня решил не выходить. На проходной в общаге, натягивая капюшон, чтобы не узнали, попросил вызвать его одногруппника — лоботряса и хронического планокура Васю. Вася, польщенный вниманием популярной личности, не подозревая подвоха, вызвал Стаса.
Поджидая его на лавочке под тополем, Ник разглядывал студентов, суетящихся за окнами, и старался не думать, что он подлец: сам ко дну идет и других за собой тянет. Какая же сволочь — жажда жизни! И, чтоб его, антивиктимное поведение! Око за око — яркий тому пример. И плевал Ник на красавца Коня, на его будущую жену и нерожденных детей, он о своей шкуре печется и ведь понимает, что подставляет парня! Ник потупился, рассматривая окурки возле скамейки, освещенные зажегшимся фонарем. Бычки складывались в рисунок, напоминающий крыло бабочки.
Когда их накрыла тень, Ник вскинул голову: пришел Конь. Сел рядом на скамейку, поерзал и заглянул в лицо.
— Что случилось, Никита Викторович? — спросил он вместо приветствия. — Почему вы без охраны?
Ник сунул в зубы сигарету, прикурил.
— Я кое-что узнал. Давно узнал, Стас, и не хотел ни с кем делиться. Но за эти знания меня могут убить. У меня есть важные документы, которые надо сохранить…
Конь сделал стойку, его глаза блеснули отраженным светом, он даже улыбнулся бесшабашно:
— А что это?
— Стас, послушай меня внимательно. Включи мозг. Я, скорее всего, уже труп, цепляющийся за жизнь. На новом месте работы я раздобыл документы, которые очень многих дискредитируют. Если их обнародовать, может подняться шум, но может и ничего не получиться. Это, чтобы ты осознавал, опасно. Я не хотел вмешивать в это «Щит»… пока что. Теперь у меня нет выбора, Стас. На несколько дней я исчезну, документы будут у тебя. Попробую запутать следы, а потом уже поработаем.
Конь почесал лоб, сцепил ручищи в замок.
— Я согласен. Я даже знаю, где их спрячу. Я не боюсь опасности, Никита Викторович. Да за вас… ну что угодно!
Ник вынул из бокового кармана рюкзака огромный запечатанный конверт и протянул Коню. Тот взял осторожно, точно хрусталь.
— Значит, так, Стас. Спрячешь — и никому ни слова, даже о нашей встрече молчи до последнего. Конверт не распечатывай, считай, что там — твоя смерть. Незнание — гарант твоей безопасности. Если к тебе придут и начнут расспрашивать, скажи: да, приходил, да, предлагал, но ты отказался — что ты, дурак, что ли? Раз в неделю, начиная с завтрашнего дня, тебе начнет приходить религиозный спам — это я заведу ящик и буду рассылать письма веером. Они — подтверждение того, что я в порядке. Если письма появляться перестанут… сделай все возможное, чтобы люди узнали правду. Тогда моя смерть… и смерти многих людей будут не напрасными.
Любой другой студент на месте Коня послал бы Ника подальше, развернулся и ушел бы, Конь же смотрел с сочувствием, поджав губы.
— Надо же, — проговорил он задумчиво. — Далеко все зашло, но если честно, я ожидал. Я согласен, всё сделаю. Мы им глаз на жопу натянем.
— Там, в конверте, инструкция и номера телефонов тех, к кому можно обратиться, если я пропаду. И, Стас, «Щит» остается на тебе. Бухгалтерия и финансы — на Михаиле, работа с людьми — на Ане, но ты, именно ты — главный. Мне нужно, чтобы все работало. Чтобы офис оснастили необходимым. Чтобы ребята не оставались без руководства. Как бы там ни обернулось со мной — доведи дело до конца, Стас. Я ложусь на дно, чтобы отвести от вас удар и все обдумать. Пока будут заниматься мной, «Щит» наберет обороты. Если не получится, то вас попытаются прикрыть, разогнать. Поднимайте шум. Закроют офис — орите в Интернете. Если все обернется так, я появлюсь, и нам предстоит схватка. Но еще рано, слишком рано.
— Хорошо. А сами вы куда теперь?
— Пересижу где-нибудь… В Астрахань поеду, — ляпнул Ник первое, что пришло в голову.
Он не придумал пока, куда бежать. Скорее всего, в Питер: чем больше город, тем проще там затеряться. Коню лучше этого не знать.
Ник поднялся, Конь тоже. Ник был высоким — почти метр девяносто, и даже немного сутулился, но рядом с Конем ему хотелось расправить плечи.
Он убеждал себя, что поступил правильно. Если начал действовать — иди до конца. Не можешь идти — ползи, сдирая пальцы. Ребята такие же, их не тронут. Не должны. Будущее за молодыми, «Щит» откроет людям глаза. Человеку — человечье, люди обязаны знать, что из них пытаются сделать жвачное стадо. Тех, кто сопротивляется, — заставляют. Если «Фатума» не станет, все только выиграют, ведь эта организация — судьба рукотворная, и не самая лучшая. По сути, «Фатум» лишил судьбы Россию целиком и пассионариев — по отдельности. «Фатум» кастрировал реальность, переломал хребет обществу, заткнул рты тем, кому положено кричать. Разрешено кричать только тем, кто кричит в нужную сторону. Наверное, именно поэтому нет во власти достойных людей, отмерли. Отслеживаешь КП, регулируешь его — и властвуй над бессловесным стадом. Кто бы мог подумать, что Лев Гумилев окажется прав?
Ник не жертвует своими родными — напротив, ищет всем удобный путь и временно самоустраняется. Чем не способ? И «Фатум» останется доволен: заноза из задницы вытащена, крыса загнана туда, где ей место, — в канализацию.
Остается надеяться, что Тимур Аркадьевич не будет обращать внимания на группу студентов, лишившихся лидера.
— А я верю, что все наладится, — нарушил молчание Конь. — Мы справимся. Я все понимаю, конечно, но жаль, что все так… — Он вздохнул, как большой обиженный ребенок, которого лишают интересных игр. — Но я уверен: мы еще повоюем!
— Еще момент. Если за мной придут и будут тебя допрашивать, сделай вид, что тебе это на руку, — пусть подумают, что ты перетаскиваешь одеяло на себя, хочешь встать во главе «Щита». И пожалуйста, действуйте осторожнее. Пока ни во что не встревайте и не высовывайтесь, наращивайте обороты, берегите силы перед прыжком. Ну, всё. Пора прощаться, Стас. Спасибо за помощь, ты настоящий друг!
— Да ладно вам, я ж за правду!
Ник вспомнил давний спор с Алексаняном, земля ему пухом. Артур говорил, что чегевары и робингуды умирают молодыми, а их трудами пользуются ющенки. Умирать Ник не собирался и не горел желанием стать цирковым уродцем с ампутированной частью души.
Бедняга Артур, первый кирпичик в стене режима Каверина. Сейчас Ник уверен был: если выплывет, если придумает, как правильно «вбросить» документы, — режиму быть.