Явился «док», сделал перевязку, заодно осмотрел Кирилла и на этот раз, похоже, остался доволен.
— Повреждений много, — сказал он, — но все поверхностные, понемногу зарастут. Плюс истощение, но не самое сильное. Бороться с ним будем известным всем методом. Кормите его.
В этот раз Сыну зари, помимо бульона, дали маленький кусочек мяса.
Прожевав его, Кирилл ощутил такую тяжесть, словно выпил ковш-другой расплавленного свинца. Едва не уснул, но удержался на самом краю, и в этом полудремотном состоянии неожиданно пришел гнев — на мелкого тирана Дериева, на его подручных-палачей, дружно «возрождающих цивилизацию».
Возникло желание отомстить, сделать так, чтобы они хорошенько помучились.
Будто спавшее все это время сердце очнулось, и в нем закипели простые человеческие страсти.
— Нет, — пробормотал Кирилл. — Нужно добраться до дочери, а потом думать о мести.
Но по всему выходило, что быстро это сделать не получится. В том состоянии, в каком он сейчас находился, не особенно побегаешь, надо ждать, пока организм восстановится. Почему бы не использовать это время для устранения главного препятствия на пути к одному из мостов через Оку, а именно майорской коммуны?
Ведь у Сына зари есть последователи, готовые за него в огонь и в воду. Да, их меньше, чем бойцов у Дериева, вооружены они хуже, но…
Стыдно использовать других людей, гнать их в бой ради исполнения собственных желаний, но ведь Кирилл не заставлял их поверить в него, они сами решили, что он пророк, а он лишь поддержал это убеждение. Кроме того, погибая за «посланника и веру», они будут счастливы, что исполняют свой долг, сражаются со злом.
Скрипнула дверь, и в комнату проскользнула Дина.
— О, посланник… — прошептала она. — Счастье видеть тебя среди своих.
— Э, да? — Кирилл несколько растерялся. Он никак не ждал, что кто-то явится в гости и увидит его в таком состоянии.
Глаза девушки горели, а голос подрагивал от волнения.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она. — Представляешь, мы…
Тут на пороге появился Серега, и лицо его мгновенно стало сердитым.
— Так, это что? — спросил он грозно. — Нарушение приказов и все такое?
— Да, но я… — Дина попыталась возражать, но когда бывший десантник повелительно взмахнул ручищей, покорно зашагала прочь и только у самой двери оглянулась.
Кирилл улыбнулся и подмигнул ей — пусть девчонка порадуется. Он тоже был рад видеть ее.
— Ходят тут всякие, выздоравливать мешают, — сказал Серега, усаживаясь на стул. — Там еще несколько человек подошло, точнее их привели. Патрульные наткнулись на них около нашей старой базы. Тимоха, а с ним несколько беглецов из коммуны. Они уверены, что ты сгорел.
— Интересно, Дериев в этом тоже уверен? — поинтересовался Кирилл, чувствуя, как усталость потихоньку овладевает им, голова начинает туманиться, а в теле возникает неприятная ломота.
Да, переживать чувства и думать мысли — это тоже работа, и не самая легкая.
— Вряд ли, ядрена мать. — Серега почесал в затылке. — Труп не мог сгореть до конца, да и видели нас, не все же от паники голову потеряли. Мы…
Что он еще сказал, Кирилл не услышал — заснул.
В этот день его кормили еще два раза, а к вечеру он даже попытался встать, чем вызвал легкое раздражение «дока», откликавшегося на Вадима Степановича. Но все обошлось благополучно, температура не поднялась, ни одна из многочисленных ран не загноилась.
Никого более к нему не допускали, но так было даже лучше — последователям ни к чему видеть «посланника» в таком жалком состоянии, надо хоть немного очухаться и лишь потом являться народу.
Следующим утром Кирилл почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы после завтрака заявить:
— Сегодня вечером устроим беседу.
— Это еще что такое? — насторожился врач.
— Увидите. — Серега заулыбался. — Во дворе вон места много. Вытащим для тебя стул…
Кирилл его уже не слушал. Он думал о том, что нельзя терять времени, нужно действовать сейчас, пока коммуна Дериева в нестабильном, возбужденном состоянии.
Вадим Степанович принялся возражать, утверждать, что больной еще слишком слаб для подобных экзерсисов, но после недолгих уговоров сдался, сообщив, правда, что «он ни за что не отвечает». Серега вызвал Федора, и они о чем-то долго шептались за дверью, а Кирилл лежал и размышлял, перебирая хранившиеся в памяти цитаты из священных текстов.
О чем сказать сегодня? Как?
От этой речи зависело слишком многое: поверят ли в него подопечные Толика и люди из «прибрежной общины», станут ли союзниками Сына зари в борьбе с Дериевым, или отойдут в сторону?
Совершенно неожиданно Кирилл провалился в «воспоминание» — увидел себя сидящим на стуле, расположившихся вокруг людей, знакомых и незнакомых, высокий деревянный забор, деревья за ним. Поднатужившись, даже услышал слова, вылетающие из собственного рта: «Горе вам, совершающим неправду, и обман, и хулу — это будет памятью против вас к вашему злу!»
Через миг Кирилл пришел в себя — потный, с часто бьющимся сердцем.
— О, мой бог… — Кирилл вздрогнул, по спине побежали мурашки. — Это же «Книга Еноха».
Неужели и в самом деле нет никакого свободного выбора, будущее предрешено, даже известно, к какому именно из апокрифических текстов он обратится сегодня вечером? К чему тогда дергаться, переживать, пытаться что-то сделать, если ты катишь по тоннелю без ответвлений и не можешь ни остановиться, ни свернуть?
Но нет, он же видел разные, исключающие друг друга варианты грядущего!
— Но «Книга Еноха», да…
Чем больше Кирилл думал насчет сочинения, приписанного одному из библейских патриархов, тем более удачным казался ему этот вариант.
А если еще добавить цитат из разных евангелий…
После обеда он подремал еще и проснулся не вялым и разбитым, как раньше, а с ясной головой.
— Ну что, готов? — почтительно спросил заглянувший в комнату Серега.
Кирилл кивнул и выбрался из кровати.
Выйдя во двор, он поморщился — все было точно таким же, как в «воспоминании»: и забор, и стул, и поленница. Он удивился только, как много народу пришло его послушать. Почти три десятка, немало знакомых — вот Вартан, улыбка во всю пасть, глаза сверкают, вот Дина, вот Тимоха с тетрадкой и карандашом, готов записывать речи посланника, вот бывший скептик Григорий, а вот и Стас…
Увидев его, Кирилл нахмурился. Мелькнула мысль: может, еще сумеет избежать того, что «вспоминал» уже не один раз… Хотя нет, до тех событий еще есть время, он успеет как следует подумать, что делать.
— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, — проговорил он, садясь на стул. — Нет Творца, кроме Отца, и Иисус — сын его по Свету единородный, и тот, кто произнесет это свидетельство, признавая его за истину, тот есть брат ваш по вере.