— Почему? Ты разочаровался в нем?
— Нет, я все так же искренне верую в то, что Сын зари принес истину с небес. — Станислав опустил голову.
— Так что тогда? Не готовишь ли ты ловушки для меня? — спросил майор.
— Нет, нет, во имя Отца, Единственного и Несотворенного, — забормотал лысый, испуганно моргая. — Просто он, ну, стал противоречить собственному учению, искажать его поступками, делать то, что не подобает Сыну зари. Слабая человеческая плоть взяла верх, и я…
— Ты решил, что мертвый, но безупречный посланник лучше живого, но не идеального? — вкрадчиво осведомился Дериев. — А недостатки того, кто известен как Кирилл Вдовин, бывший журналист, колют твои глаза? Вот так-то?
— Да. — Слово прозвучало очень тихо, но в то же время твердо.
Майор задумчиво огладил подбородок, укололся о щетину и со злостью подумал, что за заботами последних дней вовсе забыл, что надо бриться. Истинный лидер должен всегда выглядеть хорошо.
Дни выдались уж слишком тяжелыми. Нападение за нападением, с разных сторон, но хорошо организованные и скоординированные так, что за ними чувствовалась единая рука. Потери меж бойцов, массовое дезертирство среди работников — несколько бригад вовсе перестали существовать, но и в тех, что сохранились, начались волнения и недовольство.
Пришлось остановить строительство зимних убежищ, собрать все силы в кулак и увеличить численность патрулей.
— Пригласите отца Павла и Семена Васильевича, — сказал он, обращаясь к стоявшему у двери ординарцу.
Велик соблазн использовать такого вот «перебежчика». Но, во-первых, нужно проверить, тот ли он, за кого себя выдает, а во-вторых, понять, каким образом его применить. И для того, и для другого пригодится изворотливый ум бывшего офицера ФСБ, ставшего начальником службы безопасности коммуны, а также хитрость и знания служителя церкви.
Не прошло и пяти минут, как порог кабинета переступил Василич, такой бодрый, словно его не подняли с кровати. Чуть позже явился зевающий батюшка. Оба привыкли к тому, что Дериев часто работает по ночам, и порой в темное время решаются самые важные вопросы.
— Присаживайтесь и слушайте, — велел им майор. Повернулся к Станиславу. — Рассказывай все с самого начала: кто ты такой, откуда явился и зачем…
Во второй раз лысый перебежчик говорил быстрее и охотнее, хотя то и дело вытирал потеющую лысину.
— Ничего себе, красиво, — сказал Василич, когда прозвучало финальное «вссыыы». — Только все это похоже на сказку, а ты — на двойного агента. Чем докажешь, что это не так?
— Я готов… — Станислав сглотнул. — Готов опознать проповедников, отправленных к вам в коммуну, чтобы разрушать ее изнутри. Готов рассказать все, что знаю.
— Но они же твои братья по вере, — вступил отец Павел. — А ты отдаешь их на гибель?
— Смерть ничего не значит, для того, кто достоин Света. Она лишь ступенька к престолу Отца, для тех, кто запутался в тенетах Демиурга — перерыв перед новым обретением плоти.
— Тогда рассказывай, — сказал Василич. — Сколько бойцов у твоего Сына зари, как они вооружены, где располагается основная база, как она охраняется, какие там у вас порядки… Понял?
Дериев поймал взгляд Станислава, полный отнюдь не благожелательности, и подумал: «Он нас ненавидит, искренне считает слугами зла, Сатаны, и в то же время хочет использовать для того, чтобы спасти собственную веру от ее впавшего в грех основателя. Такое вряд ли возможно подделать!»
Лысый перебежчик перечислял факты, а начальник службы безопасности записывал, приговаривая:
— Ну, таким тебя люблю я, таким тебя хвалю я… Ох, если не брешешь… Завтра проверим…
— И завтра же мы скрытно проведем тебя по всем бригадам, — сказал майор. — Посмотришь, кто явился в коммуну не для того, чтоб возродить цивилизацию, а чтобы вредить нам и нашему делу.
Станислав кивнул, но без особого воодушевления.
— Это всё? — Василич почесал седой ежик на голове.
— Да, видит Отец наш, ничего я не утаил, ничего не скрыл, — сказал перебежчик.
— Это мы скоро узнаем. — Дериев махнул конвойным. — Уведите его.
Когда дверь за Станиславом закрылась, он повернулся к помощникам и спросил:
— Ну так что? Не думаю, что это подстава.
— Я не ощутил обмана в его словах, — покачал головой отец Павел. — Сей заблудший агнец Божий несомненно пребывает в тенетах духовного обольщения, и оно руководит его поступками, а не выгода и не хитрость.
— И мы сможем его использовать. — Василич заулыбался, и улыбка получилась злобной, как у волка, что заметил мирно пасущегося теленка. — Заманим этого Сына зари в ловушку и уничтожим. Без него весь этот рехнувшийся сброд разбежится.
— Думаешь, наш пророк поверит лысому, когда тот вернется? — В голосе майора было сомнение.
— Смотря что мы ему скормим, и как именно скормим. — Василич посерьезнел. — Нужно пробовать, иначе намучаемся, вот увидишь.
* * *
Несколько дней пролетели как один.
Кирилл заново привыкал к семейной жизни, к тому, что он женат, что у него есть не временное укрытие, а настоящий дом, место, куда можно вернуться вечером, после того, как разберешься с делами.
А их для посланника всегда находилось предостаточно.
Серега планировал операции, командиры водили в бой отряды, но на любое важное решение требовалось согласие Кирилла, а бойцы ждали, что он воодушевит их. Каждый вечер приносили убитых и раненых. Вторых нужно было утешать, а над первыми — проводить ночные бдения.
Сам бывший журналист в них более не участвовал, но в окнах большого дома у самых стен Печерского монастыря теперь с заката до рассвета горели свечи, и сидящие на стульях люди молились вполголоса.
А на берегу, у Гребного канала, появилось свежее кладбище.
Простые деревянные кресты стояли рядами. Пролетающие мимо птицы любили садиться на них, и с каждым днем этих «насестов» становилось все больше и больше.
Кирилл проводил беседы, на которые собиралось до полусотни человек. Тех, кто допускался на них, начали отбирать. Занимались этим Серега, Федор и Арсен. Посланника они в это дело не вмешивали, считая, что не к лицу ему отягощать свою душу столь мелкими заботами.
Кирилл узнал о том, что не все могут прийти послушать, случайно.
Самоуправцам досталось и на орехи и на все остальное так, что проняло даже бывшего десантника.
— Это, как бы я грешен, — только и сказал он, когда Кирилл озвучил только что выдуманную епитимью.
Тимоха все так же фиксировал слова Сына зари, и кипа листков в его ведении достигла солидной толщины. Свою копию делал Стас, и один верующий из общины Арсена тратил часы отдыха на то, чтобы переписать изречения посланника, но не для себя, а для всех.