— Вам показалось! — отмахнулся Паскоу, приготовившись возражать.
Лей оборвал его на полуслове.
— Знаю: глупо судить о неизвестной расе по своим меркам. Но, наверное, у всех разумных рас есть в поведении что-то общее. Странно, когда разумное существо имеет глаза и не пользуется ими.
— На Земле, — внес свою лепту Уолтерсон, — у некоторых людей есть руки, ноги, глаза и даже мозги, однако они не пользуются этим богатством. Почему? Потому что они неизлечимо больны.
Ободряемый молчанием Лея и Паскоу, геофизик продолжал:
— Что, если этот поезд курсирует между городом и каким-то санаторием или больницей? Вдруг это специальный поезд, перевозящий только больных?
— Вскоре мы об этом узнаем. — Лей взял трубку интеркома. — Уильямс, как вертолет? Готов?
— Он уже собран, коммодор. Сейчас его заправляют. Через десять минут поднимется в воздух.
— Кто полетит?
— Огилви.
— Скажите ему, пусть полетит впереди поезда и разведает, куда ведут рельсы. Это он должен сделать до облета города.
Повернувшись к собеседникам, Лей сказал:
— Пока мы находились на орбите, Шеллом сделал несколько аэроснимков. Наблюдения Огилви дополнят их.
— Что может быть медленнее медленного? — вдруг спросил стоящий у иллюминатора Паскоу.
— Мне сейчас не до ребусов.
— Если нечто ползет даже не с черепашьей скоростью, а со скоростью улитки, как узнать, что это нечто собирается тормозить? Возможно, у меня разыгралось воображение, однако я заметил, что поезд каждый час снижает скорость. Надеюсь, столь «резкое» торможение не сбросит никого из пассажиров на пол.
Лей пригляделся. За это время поезд проехал менее полумили. Умопомрачительно низкая скорость поезда и легкая близорукость коммодора не позволяли ему проверить, прав Паскоу или нет. Лею пришлось потратить еще четверть часа, прежде чем он согласился с мнением социолога.
Послышалось знакомое тарахтенье вертолетных винтов. Огилви быстро догнал поезд и устремился вперед. Вскоре пластиковая яйцевидная кабина вертолета казалась не более чем росинкой на дереве.
Лей позвонил в отсек связи и приказал:
— Подключите прямую трансляцию. Я должен слышать все донесения Огилви.
Потом он вернулся к иллюминатору и продолжил наблюдение за поездом. Все, кто не спал и не находился на вахте, делали то же самое.
— В шести милях от корабля есть деревня, — раздался в динамике голос Огилви. — Стоит по обе стороны от железной дороги. Еще в четырех милях — вторая деревня, за нею, в пяти милях — третья. Лечу на высоте восемь тысяч футов. Продолжаю подниматься.
Через пять минут пилот вертолета доложил:
— Вижу поезд из шести вагонов. Движется на восток. Правда, с такой высоты он кажется неподвижным, но, возможно, он все-таки движется.
— Встречный поезд, который тоже ползет еле-еле, — сказал Паскоу, уставившись на Уолтерсона. — Интересно, он тоже везет больных? Что-то мне не верится.
— Высота двенадцать тысяч футов, — сообщил Огилви. — За холмами вижу город, к которому ведет эта железная дорога. Там она заканчивается. Расстояние до корабля — двадцать семь миль. Если не последует приказаний вернуться, буду продолжать полет.
Лей и не подумал возвращать Огилви. Динамик надолго замолчал. Поезд успел отъехать менее чем на милю и теперь двигался со скоростью одного ярда в минуту. Наконец он полностью остановился, простоял пятнадцать минут и покатился в обратную сторону. Ему пришлось проехать целых двадцать ярдов, пока на корабле заметили, что поезд изменил направление. Лей следил за ним в свой сильный бинокль. Поезд действительно возвращался к подножью холма.
— Ну и странности я вижу, — гремел из динамика голос Огилви. — На улицах полно копуш, но все они как будто замороженные. То же самое я наблюдал в деревнях, над которыми пролетал. Конечно, может, для них я летел слишком быстро и они не успели меня заметить.
— Тут уж наш пилот хватил, — буркнул Паскоу. — С двенадцати тысяч футов не разглядишь таких подробностей.
— Сейчас я завис над центральной улицей этого города. Трехрядная дорога. На тротуарах буквально толпа, — продолжал Огилви. — Если кто-нибудь или что-нибудь движется, я просто этого не вижу. Прошу разрешения снизиться до пятисот футов.
Включив дополнительный микрофон, Лей спросил:
— Ты видел хоть какие-то оборонительные сооружения? Самолет? Огневую точку? Пусковую ракетную площадку?
— Нет, коммодор. Ничего подобного.
— Тогда можешь спускаться, но не сбрасывай скорость слишком быстро. В случае обстрела немедленно уходи.
В отсеке снова стало тихо. Лей в очередной раз взглянул на поезд. Тот со скоростью паралитика неустанно двигался к подножью холма. Коммодор прикинул время: бесконечное приближение продлится еще не меньше часа.
— Нахожусь на высоте пятисот футов, — докладывал Огилви, — Старина Юпитер и все его спутники! Такого я никогда не видел. Копуши и в самом деле двигаются, но чтобы это заметить, нужно хорошенько приглядеться… Верьте или нет, но в этом городе есть нечто вроде трамвая. Скорость такая, что любой младенец запросто мог бы догнать их трамвайчики.
— Возвращайся назад, — решительным тоном приказал Лей, — Разведай обстановку в ближайшем от нас городе.
— Как прикажете, коммодор.
Чувствовалось, что пилот не горел особым желанием выполнять приказ.
— Какой смысл заставлять его возвращаться? — спросил Паскоу. Социолог был похож на расстроенного мальчишку, которому не дали дослушать приключенческую радиопостановку. — Ему там ничто не угрожает. Какая разница, в каком месте добывать сведения?
— Я хочу знать, характерна ли подобная картина для всей планеты, или мы попали в какое-то диковинное место. Сейчас это самое главное, что мы должны выяснить, и как можно скорее. Когда Огилви обрисует обстановку в ближайшем к нам городе, я отправлю его за тысячу миль от корабля. Это будет третья и окончательная проверка… Представьте, если бы в древности на Землю залетел марсианин и приземлился в какой-нибудь резервации для прокаженных. Не удосужившись взглянуть на другие места, он бы удивился, ужаснулся и поспешил прочь от этих жутких землян. Мы не имеем права делать поверхностные выводы. Мы ведь ничего не знаем об устройстве здешней жизни. Что, если мы оказались в своеобразном заповеднике для местных паралитиков?
— Что угодно, только не это, — с видимым беспокойством возразил Уолтерсон. — Если мы угодили в карантинную зону для больных, лучше поскорее убраться отсюда. Меня не привлекает перспектива подцепить какую-нибудь местную заразу и отдать концы. Шесть лет назад я едва унес ноги с Гермеса. Помните эту историю? За три дня погибли все, кто покинул корабль, а на их телах поселился какой-то вонючий и прожорливый местный гриб.