Этого и следовало ожидать. В достижении поставленных целей солярианцы никогда не делали особый упор на том, что необходимо сделать. Для них гораздо важнее было решить, когда действия начнутся, сколько будут продолжаться и когда окончатся. В солярианском мышлении слова что и как не довлели над словом когда.
Это было третьим появлением Лоусона в кабинете Маркхамвита. Он сразу же ощутил разительную перемену. Его собственное поведение ничуть не изменилось, однако теперь Маркхамвит и Ганн глядели на него не с раздражением и нетерпимостью, а с осторожным любопытством.
Лоусон сел, скрестив ноги, и улыбнулся Маркхамвиту, как улыбаются упрямому ребенку, недавно получившему хорошую трепку.
— Что нового? — спросил Маркхамвит.
— Я нахожусь в постоянном контакте с Гластромом, — медленно выговаривая каждое слово, ответил Великий Правитель. — Мы возвращаем все корабли на базы.
— Отрадно слышать. Жаль, что для этого экипажам других кораблей пришлось заплатить прозябанием на далеких планетах.
— Мы договорились о сотрудничестве в поиске и возвращении их домой. Нилеанцы передадут всех наших подданных, которых обнаружат в результате поисков, а мы вернем всех их подданных.
— Не правда ли, это намного лучше, чем резать друг другу глотки?
— В прошлый раз вы говорили, что наши дела вас не волнуют, — возразил Маркхамвит.
— Они нас и сейчас не волнуют. Но мы не хотим губить ничьи жизни, в особенности жизни тех, кто ни в чем не виноват.
Лоусон встал, намереваясь уйти. Цели, поставленные солярианцами, были выполнены. Его миссия окончена. Неожиданно Великий Правитель нарушил молчание.
— Прежде чем вы покинете нас, я бы хотел задать вам три вопроса.
— И что же вас интересует?
— Скажите честно: вы действительно прилетели из другой галактики?
— Отвечаю совершенно честно: да.
Хмурясь своим мыслям, Маркхамвит задал второй вопрос:
— За время вашего пребывания вы стерилизовали какие-либо планеты, принадлежащие нам или нилеанцам?
— Стерилизовали? — удивленно переспросил Лоусон.
— Рассказывают, что в далеком прошлом вы поступили так с цивилизацией эльмонитов.
— Вот оно что! — Лоусон даже поморщился, настолько абсурдной для него была сама мысль об этом. — Вы имеете в виду события далекого, очень далекого прошлого. Тогда мы еще применяли оружие. Но мы давно переросли эту стадию. Теперь мы никому не причиняем вреда.
— Позвольте вам возразить. — Маркхамвит указал на звездные карты, которыми был устлан его стол. — По вашим же данным, вы полностью уничтожили восемь наших кораблей.
— Добавьте к ним пять нилеанских и один наш, — сказал Лоусон, — Все это были несчастные случаи, которые мы, к сожалению, не смогли предотвратить. Например, два ваших крейсера погибли в результате лобового столкновения. Мы не имеем к их гибели никакого отношения.
Маркхамвит не стал продолжать спор и задал свой последний вопрос:
— Вы установили закон, согласно которому межпланетное и межзвездное пространство должно быть доступно всем. Мы согласились с этим законом. Мы приняли его. Думаю, это позволяет нам узнать, почему вы так озабочены соблюдением этических норм в чужой галактике?
Лоусон встал и внимательно посмотрел ему в глаза.
— За этим вопросом проглядывает соглашение, которое вы заключили с Гластромом. Суть его такова: вы готовы забыть обо всех своих разногласиях перед лицом общей опасности, исходящей из другой галактики. Вы тайно договорились с ним, что будете соблюдать упомянутый закон до тех пор, пока у вас не появятся корабли, сравнимые с нашими или превосходящие их. Затем, когда мы почувствуете себя достаточно сильными, вы вторгнетесь в нашу галактику и расквитаетесь с нами за прошлое. Так?
— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил Маркхамвит, не отрицая и не подтверждая прозвучавший упрек.
— Ответ лежит на поверхности. Вы просто не сумели его увидеть.
— Позвольте мне судить о том, что я вижу или не вижу.
— Хорошо, я вам отвечу. Солярианцы — это не раса. Это — сплав рас, заменивших свою ограниченную индивидуальность более широкой и многогранной общностью. Мы находимся в самом начале роста объединенного разума, цель которого — овладеть материей в масштабах Вселенной. Поэтому космическое пространство, свободное от чьих-либо притязаний, является основным условием для этого роста.
— Почему?
— Потому что в будущем слияние разума нашей и вашей галактик неминуемо. Так что не будьте посмешищем.
— Это вы обо мне? — оторопел Маркхамвит.
— Нет, о всей вашей расе. Вы упустили из виду такой фактор, как время. Самый важный фактор.
— Как вас понимать?
— К тому времени, когда у вас или у нилеанцев появятся технические возможности, чтобы пересечь межгалактическую бездну и вторгнуться в нашу галактику, обе ваши расы будут более чем готовы к объединению.
— Не понимаю вас.
Лоусон подошел к дверям кабинета.
— Когда-нибудь вы и нилеанцы станете нераздельными частями единого целого. Пусть с запозданием, но вы обязательно повторите путь, который прошли мы. Но учтите, что и мы все это время не будем стоять на месте. Разумеется, каждый развивается со свойственной ему скоростью, однако никто не обязан приостанавливать развитие, чтобы дождаться своих медлительных и несговорчивых соседей.
Лоусон улыбнулся и покинул кабинет.
— Мой повелитель, вы поняли, о чем он говорил? — спросил первый министр Ганн.
— У меня мелькнула мысль, что он говорил о событиях, которые могут произойти через пять, десять, а то и двадцать тысяч лет после нашей с тобой смерти.
— Интересно, откуда он узнал о наших переговорах с Гластромом?
— Никто не мог ему это выболтать. Он просто догадался. Надо признать, в проницательности ему не откажешь: он попал в самую точку. — Маркхамвит немного подумал и добавил: —Знать бы, насколько верны его отдаленные прогнозы.
— Вы о чем, мой повелитель?
— О том, что ко времени, когда мы станем достаточно сильными для нападения на его содружество, будет уже поздно нападать, поскольку мы сами станем частью этого содружества.
— Я не могу в это поверить, — признался Ганн.
— Я тоже не могу поверить, что можно преодолеть межгалактическую бездну. Никто не верит: ни Йельм, ни другие ученые.
Мне не верится, что можно вести крупную войну без какого-либо оружия.
Тон Маркхамвита стал несколько капризным, как у ребенка, которому трудно понять слова взрослых.
— А все эти мои «не верится» лишь подкрепляют его утверждение, которое мне более всего ненавистно. Он говорил, что наш мозг еще недостаточно развит и мы страдаем ограниченностью воображения.