— Этого я не знаю. — Герати явно не желал откровенничать. — Подобные дела полностью в ведении Джеферсона, а у него свои секреты. Вы должны встретиться с ним немедленно.
— Хорошо, сэр. Что-нибудь еще?
— Запомните, вас пригласили сюда не для того, чтобы удовлетворять ваше любопытство. Вам дали понять, что за вами Всемирный Совет, пусть хоть и неофициально. Ваша задача — найти способ прекратить эту войну. У вас не будет никаких значков, документов, полномочий, ничего такого, что указывало бы на ваше отличие от любого другого человека. Вы должны справиться с делом собственными силами и с нашей моральной поддержкой. Ничего более!
— Вы считаете, что этого достаточно?
— Не знаю, — озабоченно заметил Герати. — Мне трудно судить. У Джеферсона больше опыта в таких делах. — Он наклонился вперед и с нажимом сказал: — Остается добавить только одно. По моему мнению, очень скоро за вашу жизнь не дадут и гроша. Хоть я и от всей души надеюсь, что ошибаюсь.
— Я тоже, — с непроницаемым видом добавил Рейвен.
При этих словах члены Совета немного заволновались — им показалось, что капитан тайно насмехается над ними. Затем в полной тишине их взгляды проследили, как он, поклонившись, направился к выходу той же неторопливой, свободной походкой. Слышен был только шорох ковра, и даже большая дверь закрылась тихо, без стука, когда Рейвен вышел.
— Война, — вздохнул Герати, — это палка о двух концах.
На людях Джеферсон всякий раз принимал такой вид, что его можно было принять за клерка похоронного бюро. Высокий, худой, с печальным лицом, чуждый, как казалось при первом взгляде на него, простых житейских радостей. Однако все это было маской, за которой скрывался живой ум. Ум, который мог говорить, не прибегая к помощи губ. Другими словами, Джеферсон был мутантом первого типа, истинным телепатом. Здесь таился главный козырь: истинные телепаты тем и отличались от субтелепатов, что умели закрывать свой мозг от доступа других по собственному желанию, как на замок.
С мрачным одобрением Джеферсон скользнул взглядом по фигуре Рейвена, такой же высокой, как у него самого, но более плотной и статной. Он отметил некоторую худощавость и мускулистость, темно-серые глаза и черные волосы, а затем без колебаний вошел в контакт. Первый тип безошибочно узнает другого мутанта его же типа, точно так же как обычный человек, если он не слепой, сразу узнает другого человека.
— Герати ввел вас в курс дела? — мысленно осведомился Джеферсон.
— Да. Много эмоций, но мало информации. — Усевшись, Рейвен посмотрел на металлическую пластинку, прикрепленную к углу стола. На ней можно было прочесть: «Доктор Джеферсон. Директор Земного Бюро Безопасности». Рейвен указал на надпись. — Это чтобы посетитель не забывал, кто вы такой?
— Пожалуй, да. Пластинка настроена на частоты нервной системы и излучает то, что на ней написано. Ребята из техотдела говорят, что она антигипнотическая. — Кислая усмешка пробежала по его лицу. — Правда, случая проверить пока не представилось, но я и не тороплюсь. Гипнотизер, который сумеет сюда пробраться, не станет заниматься такими пустяками.
— И все же вы обзавелись такой пластинкой, а это кое о чем говорит, — заключил Рейвен. — Что произошло? Герати даже намекнул, что я одной ногой уже в могиле.
— Он преувеличивает, но основания у него имеются: есть подозрение, что среди членов Всемирного Совета есть представитель пятой колонны. Пока это только догадки, но если тут что-то есть, считайте, с этого момента вас взяли на мушку.
— Отличный ход! Вы откопали меня именно затем, чтобы похоронить.
— Встреча с Советом была неизбежна, — возразил Джеферсон. — Они настояли на том, чтобы взглянуть на вас, и не спрашивали, как я к этому отношусь. Мое отношение Герати известно, но он отверг возражения, обратив против меня мои же аргументы.
— Каким образом? — осведомился Рейвен.
— Он сказал, что если вы хотя бы на десять процентов так хороши, как я вас разрекламировал, то оснований для беспокойства нет. Зато новые заботы появятся у противника.
— Вот как! Значит, такой репутацией я обязан вам? Вам не кажется, что у меня достаточно своих забот?
— Это моя идея — навесить вам новые, — с неожиданной жесткостью заявил Джеферсон. — Мы увязли по уши. Поэтому и послушную лошадь приходится подстегивать.
— Полчаса назад меня назначили козлом. Теперь вот лошадью. Кем я стану еще? Рыбкой? Птичкой?
— Вам придется столкнуться с чертовски странными птичками и при этом не отстать от них, а наоборот, даже опередить. — Выдвинув ящик стола, Джеферсон достал бумагу и просмотрел ее с мрачным лицом. — Здесь сведения высшей степени секретности о классификации видов внеземлян. Номинально и по закону все они принадлежат к виду «хомо сапиенс». И тем не менее они иные. — Он взглянул на собеседника. — К настоящему моменту Венера и Марс произвели не менее двенадцати различных типов мутантов. Например, тип шесть, метаморфы.
Замерев в кресле, Рейвен воскликнул:
— Кто?
— Метаморфы, — брезгливо сморщившись, повторил Джеферсон. — Не на сто процентов. Телосложение обычное, человеческое, и никакой хирург не найдет в них ничего сверхъестественного. Но вместо костей у них хрящи, и они просто неподражаемы в копировании лиц. Если такому типу взбредет в голову притвориться вашей родной матушкой, то вы его поцелуете и ни на секунду не усомнитесь.
— Говорите только за себя, — сказал Рейвен.
— Вы знаете, что я имею в виду, — ответил Джеферсон. — Их надо увидеть, и тогда поверишь.
Показав на отполированную поверхность стола, Джеферсон продолжил:
— Представьте, что это шахматная доска бесконечных размеров. Мы используем игрушечных шахматистов. Играем белыми. Имеется два миллиарда пятьсот миллионов наших против тридцати двух миллионов венериан и шестнадцати миллионов марсиан. На первый взгляд огромный перевес. Мы их превосходим количеством. — Он сделал пренебрежительный жест. — Но количеством чего? Пешек!
— Это понятно, — согласился Рейвен.
— Вам ясно, как оценивают позицию наши оппоненты: проигрыш в численности они с лихвой перекрывают высшими фигурами. Кони, слоны, ладьи, ферзи и — что для нас хуже всего — новые фигуры с новыми свойствами. Они могут производить мутантов дюжинами, и каждый из них стоит батальона болванов-пешек.
Рейвен задумчиво произнес:
— Ускорение эволюции — естественное следствие освоения космоса. Удивляюсь, почему наши предки выпустили это из виду. Даже ребенку ясно, что из чего следует.
— Предки считали, — ответил Джеферсон, — что мутации может вызвать только повышенная радиация, вызванная всемирной атомной бойней. Но то, что людям — будущим венерианским колонистам — придется провести чуть не полгода под жестким космическим излучением, — об этом они не подумали. Гены тысяч людей были исковерканы, и никто, в том числе и они сами, не подозревал, чем обернется это ежечасное, ежеминутное, неотвратимое воздействие.