— Спасибо тебе, Отец народов, проявил заботу о ближних! — глухо прохрипел моряк.

2

Басистый голос павлина эхом отдался по тайге. Первые лучи солнца появились из-за горы, и город заиграл своей белизной.

— Пора, — сказал князь. — Намаз длится двадцать минут. За это время мы доедем до площади. Нас должны видеть все.

Трое так называемых послов под руководством Пенжинского верхом на лошадях, с карабинами за спиной шли одним рядом. Слева от князя — Петр Кострулев, справа — Родион Чалый с копьем в руках. За ровно шагающей тройкой шел Улдис и вел под уздцы двух лошадей, впряженных в телегу с невероятно огромными самолетными колесами. На телеге стояла клетка из мощных дубовых веток, а в клетке ревел бурый медведь, в пасти которого могла поместиться человеческая голова.

В лагере остались только Рина и Надине, остальные пошли с делегацией, но остались в лесу на случай, если «послов» посмеют преследовать. Дейкин и Шабанов прихватили с собой пулемет, но на серьезный бой никто не рассчитывал. Вступать в поединок с противником, превосходящим в численности во сто крат, — было бы подобно тому, как остановить нашествие саранчи, загородив поля с посевами грудью. И все же план Кистеня приняли и считали его правильным. Альтернативы не нашлось.

— Я похож на старика, которого старуха послала к синему морю с очередной просьбой к Золотой рыбке, — покачиваясь в седле, сказал князь, — но не знаю, как рыбка среагирует на мое появление. То ли исполнит мое желание, то ли оставит у разбитого корыта.

Все промолчали. Напряжение нарастало. Они выдвинулись к площади. Дикий рев медведя заставил обитателей Белого города забыть о молитве и разбежаться. На постаменте возле золотого идола остались шейх и его ближайшее окружение.

Толпа освободила площадь и создала круг.

— Черт! Мы, как на арене цирка! — пробормотал Кострулев. — Я чувствую себя клоуном.

— А я укротителем, — сказал Трюкач.

— Тебе, Родя, зверя нужно укрощать, а князю шейха езидского! У тебя копье, а у Афанасия Антоныча только язык.

— Мы уповаем на разум и дальновидность шейха, — как всегда, подвел итог князь. — Я не считаю его нашим врагом. У нас разные взгляды на мир, но это не мешает взаимопониманию и уважению чужого мнения. Восточные правители славятся своей мудростью.

Делегация подъехала к высокому пьедесталу, на котором стояли властелины города. Всадники спешились, князь поклонился.

— Чем на этот раз вы хотите меня удивить, Баба-шейх Афон? — хмуро спросил Таксин-бек.

— Мы не ставили перед собой задачи вас удивлять. Мы хотим лишь продемонстрировать новый товар, который может заинтересовать ваше величество.

— Этих коней? Они из моего табуна. На крупе каждого стоит клеймо.

— Только не сочтите нас конокрадами, о достойнейший среди достойных. Кто-то из ваших сатрапов решил без вашего, надеюсь, на то ведома послать вооруженных разведчиков в наш лагерь. Разведчиков мы отпустили, а коней оставили у себя. И не потому, что нам нужны лошади, мы их пожалели.

Князь достал из холщовой сумки две подковы и, подойдя к постаменту, положил их, после чего вернулся на место. Один из стоящих рядом с шейхом поднял подковы и протянул их повелителю.

— Золото не пригодно в качестве лошадиной обуви, — сказал князь. — Оно слишком мягкое и тяжелое. Мы сделали новые подковы, им сноса не будет, учитывая мягкость почвы. Они тверже золотых во много раз и вдвое легче. Их ковали по русской технологии, с шипами, что не позволит лошадям скользить на льду. Здесь не Дамаск, а Сибирь. Мы учли условия и привели ваших лошадей с новыми подковами. Теперь им не страшен ледяной наст.

Шейх выразил благодарность, коснувшись пальцами своего лба.

— Вы правы, господин академик, — заговорил по-русски шейх. — Я ничего не знал о разведчиках. Сделаю все, чтобы инцидент не повторялся.

Потом он вновь перешел на арабский.

— В моем табуне две сотни лошадей. Вы можете всех перековать?

— Мы готовы принять ваш заказ. Но подковы — не единственное наше предложение.

— Можно догадаться, если ваши отчаянные люди поймали медведя и заставили его зайти в клетку. Мой народ не любит этого зверя.

Князь поднял руку. Толпа дрогнула, все подняли головы вверх. Очевидно, они ждали салюта и расценили жест Пенжинского как сигнал. Ничего подобного не произошло. Чалый вышел в центр площади, Кострулев открыл засов клетки. Медведь с такой силой боднул дверь, что она ударила Кистеня, он отлетел в сторону и растянулся на земле. Здесь и произошло то, на что князь никак не рассчитывал. Он зажмурился: то, что увидел он, могли увидеть и другие. Могли, но лучше бы не видели.

Огромная лохматая махина с легкостью лани выпрыгнула из клетки. Кострулев вскочил с земли, Леший отбежал вправо, оба сняли карабины с плеч и передернули затворы. Косолапый встал на задние лапы, его рост превышал два с половиной метра. Трюкач перед ним казался букашкой. Зверь заревел. Родион сделал выпад копьем и поцарапал брюхо лохматого чудовища. Медведь отмахнулся. Копье сломалось, в руках Чалого остался осколок древка. На этом бой можно было бы считать проигранным. Косолапый пошел на обидчика. Родион отскочил, перевернулся через голову и подхватил с земли огрызок палки с наконечником. Улдис приставил приклад к плечу.

— Не стрелять! — крикнул Родион.

Началась пляска смерти. Трюкач опережал медведя на доли секунды. Он десятки раз мог быть раздавленным, разорванным на куски, загрызенным, но уходил от атаки в последнюю секунду, буквально ныряя под лапы зверя.

Толпа ревела. Такого зрелища еще никто никогда не видел. Даже шейх с его хладнокровием не мог оставаться равнодушным и закусил нижнюю губу. Чалый играл со смертью, но не сознавал этого. Он точно и расчетливо выполнял каждое движение. В какой-то момент он оседлал медведя, но тут же спрыгнул с него и пригнулся. Зверь приподнялся, и в эту секунду Родион вонзил ему острый наконечник копья в горло. Косолапый встал во весь рост, заревел, качнулся и замертво повалился на спину.

Родион выдернул копье и вспорол острием наконечника шкуру животного от головы до пят. Присоединились Леший и Кистень, они орудовали штыками. Трудно сказать, сколько прошло времени, но кровавое зрелище кончилось тем, что Чалый бросил шкуру медведя к постаменту, где стоял шейх.

Князь достал из сумки деревянную коробку. Он чувствовал, как дрожат его руки, но выдержал свою роль до конца: открыв коробку, положил ее на постамент. В ней было пять сверкающих на солнце наконечников для копий.

— С таким оружием вам ни один зверь не страшен.

— С такими людьми, ваша светлость, можно завоевать мир, — по-русски сказал шейх. И поднял обе руки вверх.

Застучали дафы — так у езидов назывались барабаны. Затрубили дудки и фанфары. Шейх сошел с постамента, сам подошел к Родиону Чалому, снял с себя русский орден Святого Владимира, надел его на шею героя и поклонился ему. Ничего подобного езиды еще не видели. Народ ликовал, как в священный праздник Мелек-Тавуса.