— Ты не представляешь, как он визжал! — с упоением рассказывала Эля. Игорю в этот момент захотелось ее ударить, он еле сдержался.
У Эли всегда была куча идей, как можно развязывать языки молчаливым.
— Нужно привязать пленника и запустить в комнату голодных крыс. Он тут же выложит все, что знает, и даже то, чего не знает. Даже самый стойкий сломается, — деловито говорила она. И все время старалась продемонстрировать начальству свою старательность и инициативность. Но ею как будто слегка брезговали. А она-то, наивная, все никак не могла понять — почему…
Эля любила заводить задушевные разговоры, старалась выпытать подноготную собеседника. Чтобы потом, извратив самые невинные признания, поливать его грязью и со смехом рассказывать гадости окружающим. У нее были свои способы управлять людьми — сначала втираясь в доверие, прикидываясь беспомощной, белой и пушистой и вызывая на откровенность. Когда оценивали задания, Эля так и сюсюкала с однокурсниками, добиваясь хороших отзывов. Но если кто-то смел усомниться в ее выдающихся способностях, поливала конкурента отборным матом. Без свидетелей, разумеется, чтобы не выходить из образа. Тем не менее скрыть что-то на станции было трудно, и все уже давно об этих ее милых особенностях знали. При этом Эля искренне жаловалась на непонимание, на то, что ее никто не любит и не ценит. Впрочем, Громову все это было параллельно — он по жизни был замкнутым, в доверительные беседы с нею, да и с другими никогда не вступал. Он давно взял на вооружение фразу, вычитанную в какой-то книжке. Название той книжки он не помнил уже, но фраза очень ему понравилась: «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас».
С тех пор Игорь всегда старался говорить поменьше, а слушать побольше. Он знал, что окружающие считают его молчаливым, надежным и недалеким. Знал и пользовался этим. Когда его пытались втянуть в игру, которая ему не нравилась, достаточно было сделать вид, что плохо понимаешь собеседника, и тот вскоре отвязывался, досадуя на его тупость. С Элли тоже нередко так бывало. Она пыталась строить ему глазки, а Громов делал вид, что не замечает ее маневров. Все это его очень развлекало.
Но теперь Игорь даже рад был увидеть старую знакомую. Возможно, она поможет ему. Вот только что она здесь делает? Шпионит в пользу Красной линии? И как ему держаться теперь с ней, чтобы она не поняла — он уже не считает себя бойцом товарища Москвина, он теперь сам по себе?
— Как тебя зовут здесь, Элли? — спросил он, чтобы выиграть время.
— Неужели ты жив? — не отвечая на вопрос, все бормотала она. — А мы-то тебя давно похоронили…
— Эльза! — вдруг окликнул ее проходивший мимо тип в серой форме, с трехконечной свастикой на рукаве. И неприязненно уставился на Игоря. Тот напрягся, а Эля вздрогнула.
— Вы обознались, — быстро ответила она типу, но Игорь мог бы поклясться, что Эля одновременно сделала ему какой-то знак.
— Простите, фройляйн, — усмехнулся тип и отошел, но продолжал поглядывать на них издали. Игорю вдруг пришли в голову странные мысли. А что, если Элли работает здесь не только на красных? Он всегда думал, что она вполне могла бы найти общий язык и с фашистами. Двойной агент — почему нет? Элли всегда хотелось устроиться получше. Пожалуй, надо быть с ней осторожнее.
— Я думала, тебя уже нет в живых.
— Я и сам еще недавно так думал, — хмыкнул Игорь.
— У нас говорили, что тебя казнили в Рейхе.
— Недоказнили, как видишь. Ты рада?
— Спрашиваешь! А почему ты не вернулся обратно на Красную линию?
— Ты думаешь, это так просто, Элли? — усмехнулся Громов.
— Ладно, все успеется со временем, — тут же сменила тему девица. — Пойдем, потолкуем. Заодно отпразднуем твое спасение, бражки выпьем, я угощаю. Да говори потише, тут полно посторонних ушей!
Они зашли в палатку-столовую, взяли по шашлыку из свинины и по кружке браги.
Прихлебывая брагу, Элли оживилась и раскраснелась. Вполголоса возбужденно говорила:
— Не вернулся — и не надо. Здесь тоже можно неплохо устроиться. Я тебя с нужными людьми сведу.
Облизнув губы, она села поближе к Громову.
— Я тебе помогу. Со мной не пропадешь.
Игорь слегка отодвинулся. Эля ему была без надобности. А она уже строила какие-то далеко идущие планы.
— Вместе мы — сила! — говорила она. — Мы ведь самые-самые способные были из всего выпуска. Я так переживала, когда узнала о твоей смерти…
И она нежно погладила его по плечу.
— Мой бедный мальчик. Как же тебе было плохо! Пойдем ко мне в палатку. Ты должен мне все рассказать. Ты ведь успел узнать кое-какие секреты там?
Игорь развеселился. Шустрая девица уже прикидывала, как использовать его с выгодой для себя.
Глаза у нее сделались осоловелыми. Похоже, Эля совсем раскисла. Но даже в таком состоянии не забывала о своих планах. Игорь решил, что на сегодня с него хватит.
— Элли, я тут не один. Я пойду, а завтра снова встретимся и еще потолкуем.
Услышав такое, девица сразу как будто слегка протрезвела.
— Что значит — не один? А с кем ты тут?
— Да так, случайные попутчики, — пытался отделаться от нее он. Но взгляд ее стал цепким и жестким. — Встретимся завтра, Элли, — с легким нажимом повторил Игорь и пошел, спиной ощущая ее возмущение.
Он чувствовал — она этого так не оставит. И действительно, немного позже, когда они с Мариной и Женей сидели возле палатки и пили чай, он вдруг увидел, что Элли стоит рядом и пристально смотрит на них. Ее глаза впились в Марину, та недовольно тряхнула головой, но промолчала. Игорь заметил, что здесь, на Кольцевой, Марина старалась вести себя тихо и даже не развлекала народ сказками собственного сочинения.
Элли отозвала его в сторону.
— Где ты подобрал эту шлюху? На какой помойке? Фингал под глазом ей пьяный собутыльник поставил? Или ты сам, из ревности? Не думала, что ты так низко пал. Якшаешься с бомжами!
— Успокойся, это не то, что ты думаешь. Она просто меня спасла.
Лучше бы он этого не говорил. В глазах Элли полыхнула ненависть.
* * *
Вечером Громова вызвали к коменданту станции.
Невысокий плотный человек с холодным взглядом предложил ему садиться и без предисловия поинтересовался:
— Ну, и что делать будем?
— В смысле? — не понял Игорь.
— А в том смысле, — сказал человек, с интересом его разглядывая, — что странная у вас компания. — Он заглянул в лежащие перед ним бумаги. — Предположим, про вас я ничего сказать не могу — пока. А вот Кондрашова Марина Степановна — она же Манька Черная, она же Машка-гадалка и так далее, — моя старая знакомая. В прошлом году уже была депортирована с Ганзы за попрошайничество и по подозрению в воровстве.