Простой человек, не прошедший в монастыре специальной подготовки, не может управлять Валамским крестом, но он смог. Обычный человек не может выйти живым и невредимым из Модора, но он вышел. И уже только поэтому вызывает у этих людей вполне обоснованные подозрения.
Адепты князя научились за эти годы хорошо маскировать своих посредников, а заслать шпионов в свободную зону они, очевидно, пытались не один раз, так что у петроводцев есть все основания относиться с подозрением к любому чужестранцу, особенно к тому, который пришел из зоны модоров с неправдоподобным, наспех придуманным объяснением.
Что же ему делать? Решение нужно принять немедленно, прежде чем они войдут в ратушу, — возможно, именно это и пытался передать ему крест чувствительным тепловым уколом. Но момент был неподходящий, перед ратушей его сопровождавшие, словно почувствовав колебания Глеба, удвоили бдительность.
И тут произошли сразу два события: из переулка выскочила группа орущих подростков с плакатами, на которых было написано: «Долой Гариса». В руках подростки сжимали пустые бутылки и камни, немедленно полетевшие в стеклянные двери ратуши. Но стекло, из которого были сделаны эти двери, видимо, привыкло отражать подобные атаки, на нем не появилось даже трещин. Собственно, подростки и не пытались разбить дверь, цель у них была совершенно другая. Танаев понял это, как только из ратуши наружу выскочила охрана.
Едва охранники врезались в толпу подростков, пытаясь утихомирить смутьянов и арестовать зачинщиков беспорядка, как из двух соседних проулков появились еще две многочисленные группы молодых людей, таившихся до этого момента в засаде и настроенных гораздо более серьезно, чем подростки.
Эти были вооружены стальными прутьями арматуры и бутылками с горючей смесью. Теперь уже перед ратушей разворачивалась настоящая битва, и охранники Танаева в считаные минуты оказались разобщены и втянуты в потасовку. Их ружья и пики не могли остановить разбушевавшуюся молодежь, а лишь провоцировали нападавших направить свою ярость на вооруженных людей.
Мгновенно сориентировавшись в происходящем, Танаев одним ударом бросил на землю последнего из оставшихся возле него стражей, после чего нападавшие приняли его за своего и не стали препятствовать его целеустремленному продвижению к краю площади.
На нем не было формы, он был безоружен — и хотя его одежда сильно отличалась от одежды горожан, в этой пестро одетой толпе молодежи он не был врагом. Все же время от времени Глеб ловил на себе удивленные взгляды. Что-то выделяло его из толпы, гораздо более значительное, чем необычный покрой одежды.
Наконец он заметил, что у всех людей, появившихся на площади, на куртках, в разных местах были прицеплены какие-то крупные, бросающиеся в глаза значки с цифрами, выбитыми в центре.
Нагнувшись, Танаев на ходу сорвал с куртки лежавшего без сознания парня такой значок и прицепил его на свою одежду. На него сразу же перестали обращать внимание, и стало ясно, что большинство напавших на ратушу горожан не знакомы друг с другом. Это помогло Танаеву выбраться из бушующей толпы и нырнуть в соседний переулок, прежде чем завывавшие сиренами полицейские кары с подкреплением появились на площади.
Перепрыгнув через невысокий палисадник, он пересек двор ближайшего дома, никого не встретив на своем пути. Очевидно, шум нешуточного сражения, разворачивавшегося на площади, заставил добропорядочных горожан убраться подальше от греха и крепче запереть свои квартиры.
Мало что изменилось за прошедшее тысячелетие. Внутренняя сущность человека меняется слишком медленно, а возможно, не меняется вообще. Пока беда не постучится в твой собственный дом, следует покрепче запирать дверь от чужой беды. «Моя хата с краю» — излюбленное правило, развязывавшее руки мерзавцам всех мастей.
Но сейчас это правило помогло Танаеву незаметно пересечь квартал и выбраться на параллельную тихую улицу, куда уже почти не доносились звуки сражения.
И лишь сейчас он обратил внимание на то, что разогревшийся на площади крест не желает остывать. Больше того, тепло то усиливалось, то ослабевало, и вскоре Глеб понял, что в этих тепловых волнах был какой-то неясный пока порядок.
Тепло усиливалось, когда он пробирался по узким улочкам к северной части города, и ослабевало, если он пытался свернуть в сторону. «Холодно — горячо». Что бы это значило? Об опасности в ратуше его предупредил тепловой укол, но характер того укола был другим.
За прошедшие дни Глеб научился лучше разбираться в тайном языке, которым крест общался со своим владельцем. Сейчас он его куда-то вел, указывая верное направление, и Танаев без колебаний воспользовался этими указаниями.
Через полчаса блужданий по незнакомому городу, состоявшему из целой сети узких улочек, предназначенных только для пешеходов, он вышел в промышленный квартал. Дым из заводских труб, упиравшихся в высокий потолок подземного зала, подавался куда-то наружу. Иначе и не могло быть. В замкнутой атмосфере подземелий эти выбросы мгновенно удушили бы весь город.
Но на поверхности он не заметил никаких дымов. Какая-то сложная система очистки, или они пробили отводной туннель далеко в сторону от города. Сейчас его эта проблема не интересовала. Гораздо важнее было понять, куда пытается направить его разогревшийся под рубашкой крест. Вскоре он это понял. Жар стал почти нестерпимым, когда он остановился перед общественным зданием, с широко распахнутыми дверями, над которым красовалась лаконичная вывеска: «Кабак».
Какое-то время он раздумывал, стоит ли заходить внутрь. У него не было местных денег, а безденежный посетитель в таком заведении недолго останется незамеченным.
Покончить с колебаниями его заставили звуки полицейских сирен, приближавшиеся от центра города к этой заводской окраине.
В конце концов, сделав небольшой заказ, он сможет просидеть внутри какое-то время, прежде чем настанет пора платить по счету. Но к тому времени обстановка снаружи может измениться. В любом случае, сидящий за столиком человек привлечет к себе меньше внимания, чем застывший перед вывеской одинокий прохожий.
Войдя внутрь зала, уставленного небольшими деревянными столами, заляпанными пятнами пива и уставленными тарелками с остатками неубранной еды, Танаев внимательно осмотрелся.
Людей здесь было немного, большинство столиков оказалось свободно. Посетители распределялись небольшими группами. Многие сидели в одиночестве. Женщин здесь не было вообще. «Что же это за странный кабак без женщин? — с недоумением подумал Танаев. — Возможно, они появляются здесь лишь в ночное время. Впрочем, не ему устанавливать местные правила...» Глеб старательно выбирал столик в самом темном углу, и лишь теперь заметил сидевшего у стены человека в монашеской рясе, с капюшоном, надвинутым на глаза.
Он вздрогнул от волнения, еще до того как его узнал, — потому что понял, куда вел его крест...
Прежде чем сердце успело ударить два раза, Глеб неслышной тенью скользнул вдоль стены и опустился на стул, прямо напротив Альтера. Казалось, что на этот раз всегда спокойный и выдержанный монах не сможет справиться со своим волнением, вид у него был такой, словно он увидел привидение.