Рядом с постелью был накрыт столик, по бокам которого стояли мягкие кресла с изящными ножками. На столике, изрядно проголодавшийся за день механик – он ведь повстречался с Иблио как раз перед ужином – с радостью увидел легкие закуски, фрукты, вино и восточные сладости.
Оказавшись в покоях наедине с Констанцией, Забубенный, наконец, получил счастливую возможность приблизиться к ней, но, неожиданно, заробел. Такого он от себя не ожидал. Искусно расшитое платье так красиво облегало фигуру королевы, что у Забубенного даже дух захватило. До боли знакомые длинные черные волосы, не собранные в прическу, свободно падали на плечи. Грудь украшало ожерелье из драгоценных камней, которым механик даже не знал названия. Он смотрел на прекрасную женщину, вставшую у кресла, во все глаза, но боялся сдвинуться с места. Казалось, еще недавно он видел ее в лесу совсем другой, в разорванном, измазанном грязью платье. Со спутанными волосами. Без всяких драгоценностей. Но Забубенный вспоминал и не мог понять, когда она выглядела привлекательнее, тогда или сейчас? Она всегда была бесподобной. В любом образе.
Усилием воли Григорий вернулся в реальность. Хотя обстановка и навевала приятные мысли, но прошло столько дней после бегства из монгольского плена. Вдруг, она уже не хочет его знать, как любовника? Но тогда зачем позвала, тайком, поздним вечером.
– Грегор, – произнесла, наконец, женщина-призрак, вокруг волос которой блестел сейчас тонкий отсвет пламени свечей, – может быть, ты хочешь выпить вина?
– Да какое вино, – очнулся Забубенный и сделал резкий шаг вперед, – я так по тебе соскучился.
А потом все было, как в тумане. К вину они даже не притронулись. Зато измяли всю необъятную постель вдоль и попрек. Все случилось почти так, как тогда, в квадратной башне замка, захваченного монголами. Озверевший от страсти механик не отпускал утомленную королеву до самого рассвета, который они едва не пропустили. И лишь когда робкий свет стал пробиваться даже сквозь плотные шторы, Забубенный вспомнил о том, что его скоро могут хватиться.
Утром была назначена встреча с чиновниками императора, которые контролировали ход постройки галер, и Григорий должен был находиться на месте. Там, конечно, был херр Шмидт, наверняка, недоумевающий, где это болтается херр Грегор, когда нужно работать на благо империи. Но веры в дотошного немца не было. Он точно не прикроет. У немцев это не принято. Да и спрашивать будут с него самого, ведь работа поручена Забубенному лично императором.
С большой неохотой Григорий высвободился из жарких объятий испанки, преодолел бесконечную кровать и сполз на пол. Быстро одевшись и поцеловав на прощанье дремавшую Констанцию, он схватил яблоко со стола.
– Иблио проводит тебя, – шепнула ему красавица, – приходи сегодня же вечером.
Григорий с радостью обещал. А когда покидал дворец с удивлением, но не без удовольствия, вспомнил, что император и его жена, находясь в одном городе, обитают почему-то в разных дворцах. Каждый в своем. Днем Григорий иногда бывал по делам в канцелярии главного дворца Неаполя, который бурлил, словно паровой котел. Виделся с Фридрихом. А по ночам ему больше нравилось посещать Кастель Нуово, окрестности которого он скоро отлично изучил.
Так прошло несколько бесконечно счастливых дней, пока Фридрих не объявил, что на рассвете флот отправляется в поход на Геную. Само собой, Забубенному тоже было предписано явиться к месту сбора. Получив приказ, он едва смог дождаться ночи, пока явится Иблио, и шел в замок, постоянно обгоняя неторопливого монаха.
Пока что ему удавалось скрывать свои ночные отлучки от господина Шмидта, который, к счастью, не страдал излишним любопытством. Ему было, в сущности, наплевать, где шляется его напарник. Хотя, если бы он прознал, с кем именно встречается иноземный механик, то наверняка сильно удивился. Но любовники были осторожны, а Шмидт слишком занят. Для него главное заключалось в том, чтобы работа шла своим чередом. Немцы – скучный народ. Даже древние немцы. Григорий еще раз в этом убедился.
Но, тем не менее, работа шла. Забубенный, очень занятый по ночам, все же смог поставить дело на переданном ему участке верфи так, что процесс не тормозился. Галеры императорского флота обретали новые рули без задержек. А механик предавался любви с Констанцией и пребывал на седьмом небе от счастья.
Но этим утром они расстались раньше. Нужно было еще успеть взять с собой кое-что из вещей, прежде чем явиться на пирс.
– Будь острожен, Грегор, – сказала ему на прощанье Констанция. – Ты уплываешь с Фридрихом на войну, а он очень любит воевать. Это может затянуться надолго.
– Я постараюсь выбраться оттуда пораньше, – пообещал механик, обнимая ее, – в Неаполе мне нравиться гораздо больше.
– Я буду молиться, чтобы у тебя это получилось, – шепнула она ему на ухо.
И вот теперь, глядя на башенки Кастель Нуово, тонувшие в поднимавшемся с моря тумане, Забубенный пребывал в дикой тоске. Сердцем он просто рвался обратно на берег, но о том, чтобы вернуться прямо сейчас не могло быть и речи. Фридрих вряд ли одобрил бы его, хотя и сам был охоч до женского пола. «Придется провести несколько дней в разлуке, – решил Забубенный, твердо пообещав себе убраться с театра военных действий при первой же возможности. Тем более, что Фридрих говорил только о том, что механик должен будет провести боевые испытания галер, а вслед за этим сразу сможет вернуться в Неаполь или, точнее, в Палермо, где его ждет мастерская.
Но Григорий как-то уже охладел к Палермо и своей виртуальной мастерской. Он был бы рад просто побыстрее вернуться в Неаполь.
Выстроившись походным порядком, эскадра отошла от берегов и легла на заданный курс. На борту каждого судна, помимо гребцов и матросов, находились солдаты и дополнительная катапульта. Фридрих был готов к сражениям и на море, и на суше. Флагманская галера, на которой расположился сам император в сопровождении Райнальдо ди Аквино, трех сицилийских рыцарей и Забубенного, шла первой, покачиваясь на волнах.
Фридрих, сидя на корме за походным столом, обсуждал что-то со своими советниками, не обращая внимания на живописные виды. Неаполь был красив в этот рассветный час, но, судя по всему, только Григорий находился в романтическом настроении. Все остальные готовились к жестокой схватке. До механика долетали обрывки фраз.
– Сарацины должны быть у стен Болоньи через трое суток, – сообщил Фридрих остальным, – самое большее, через пять дней. А мы за это время уже осадим Геную, оттягивая на себя силы ломбардцев. Им придется разделиться.
– Император, – спросил один из незнакомых Григорию чиновников, – вы доверяете сарацинам? В Апулии они ведут себя вызывающе.
Фридрих усмехнулся:
– С тех пор, как я повесил эмира Ибн-Абеда, а всех покоренных мавров переселил в Лучерию, у меня нет оснований им не доверять. Я позволил им верить в своего бога – это все, что им было нужно. И теперь они верны мне. Кроме того, это отличные солдаты. Стойкие и жестокие. Они нагонят страха на этих разжиревших ломбардцев.