Путята призадумался.
— Викинга, что ли? — уточнил воевода.
— Нет, не викинга.
— Думаю я, что брешешь ты, маненько, Григорий, — рассудил воевода, — Нет такой земли на свете, чтоб викинги туда не смогли доплыть. Им все ведомо. А если есть земля большая за северным морем, то там и людей быть не может, ибо никто еще оттуда к нам не доплывал. Значит, должно там быть адским местам, да господним страхам. А людям там делать нечего.
Промолчал на это Григорий, не стал спорить с воеводой. Пусть себе думает, что нет Америки. Ее ведь и правда нет пока. А может и не будет вовсе.
Тем временем ратники дожевали свою зайчатину. Трапеза закончилась, пришло время отходить ко сну. Поразмыслив о чем-то, Путята подозвал знаком помощника:
— Данила, выставь кругом крепкие дозоры. Мы еще не на своей земле, хоть и рядом, а в лесу этом, сказывают, много беглых людишек колобродит. Могут ночлег нечаянно подпортить. А нам это ни к чему.
Данила кивнул и, кликнув дюжину ратников, растворился среди деревьев в наступившей темноте. Оставшиеся бойцы, сняв седла с коней и положив мечи рядом с собой, стали прямо на земле укладываться на ночлег. У Забубенного не было ни седла, ни меча. Лежал он, завернувшись в накидку данную ратниками прямо на земле, на каких-то кочках и корнях у огня, но и этого ему было сейчас довольно. Главное, что бешеная скачка прекратилась хоть на время и его измученное тело не бьется поминутно о хребет Савраски.
Скоро Забубенный почувствовал признаки сытости. Тепло от костра хорошо согревало. В голове появились первые приятные за сегодняшний день мысли, хоть и не лишенные странности. О том, что завтра не надо на работу, о том, что хотя теперь он и в другом времени, но лежит сытый у костра, что не надо пока никуда скакать, что его пока не посадили на кол и это хорошо, и что гори оно все огнем и можно спать. Григорий бросил из-под накидки мутный взгляд на Путяту, что сидел напротив у костра вполголоса обсуждая что-то с возникшим из темноты Данилой, и провалился в глубокий заслуженный сон.
Сначала ему приснилось, что он дедушка Ленин на охоте в селе Шушенском. Кругом половодье, стихия бушует, а он бесстрашный герой с берданкой в руке. Набрел случайно на островок суши, еще недавно бывший пригорком у низкого берега, а теперь со всех сторон затопленный водой. Не глубоко вокруг пока, почти по колено, но вода все пребывает. Глядит герой, а на островке том зайцы, от суши отрезанные мечутся. И множество их там попалось, целая дюжина за раз. Обрадовался герой, вскинул берданку и давай палить по зайцам, которым деваться с острова некуда. Вот потеха началась. Почитай всех и уложил, только самые пугливые в воду бросились, да и унесло их невесть куда, а остальные все здесь остались. На мясо, да шкурки пошли. Знатный трофей достался тогда Ильичу. Три дня все ссыльные товарищи в деревне гуляли, а он сам прослыл охотником первейшим среди них.
После явился ему образ красного командарма Буденного, что в туалете перед зеркалом себе усы мазал всякими примочками. Стояло перед ним много всяких баночек с пудрами и мазями. Сам командарм был облачен по случаю утреннего моциона только в белую рубаху да пролетарские штаны с лампасами, что держались на теле благодаря кожаным ремням-подтяжкам, крест накрест перекинутым через плечи. Рядом на походной тумбочке лежала огромная сабля командарма, внушавшая ужас всем его врагам. Буденный очень любил, когда не воевал с врагами мировой революции, бриться этой саблей по утрам. Очень уж она острая была, наточилась о вражьи головы за время боев. Вот и сейчас командарм, покончив с установкой геройских усов под правильным углом, взял саблю в руки и с удовольствием провел ногтем по краю лезвия. Видно, остался доволен, а потом вдруг наклонился к незримому Забубенному, как толкнет его рукой в плечо, да как заорет:
— Кончай спать паря, а то на том свете отоспишься!
Открыл глаза механик, да не поймет спросонья, где он и что случилось. Может, опять в свое время вернулся. А может, случилось что. Протер глаза, а кругом мрак, не видать не зги. Только уголья костра тлеют перед ним. Пригляделся кругом Забубенный, а вокруг почти потухшего костра в темноте какие-то неясные тени шмыгают, крики слышны, да звон сшибавшихся мечей. То и дело с разных сторон раздавалось бравое улюлюканье да молодецкий посвист.
Рядом с собой в неверных отсветах углей узрел он ратника Курю, что в разговоре про шаманов его нежданно поддержал. Ратник был при оружии, держал в одной руке меч, а в другой щит.
— Чего случилось то? — спросил еще не до конца проснувшийся механик, привыкший к удобствам своего века: теплому туалету и чашечке кофе после пробуждения. А оттого, что обнаружил себя снова в лесу замшелом у потухшего костра, неизвестно в каком времени, сделалось ему снова грустно.
— Разбойнички пожаловали, — сообщил Куря, — а отроки, что стеречь должны в драку кинулись, да про тебя забыли. Не связали даже. Ну да с ними после разберемся.
— Пост, значит, покинули, — согласился Забубенный, — Только чего меня стеречь. Куда я денусь-то в лесу темном?
— А кто тебя знает, — диким шепотом проговорил Куря, — может то дружки твои пожаловали тебя выручать. Давай-ка я тебя пока к дереву привяжу, непонятный человек, так надежней будет.
Механик проснулся окончательно. Кругом во мгле шла настоящая сеча между ратниками и разбойниками. Сколько их было не ведомо. И чем дело кончится тоже не ясно. В этой ситуации быть привязанным к дереву совсем не улыбалось. Либо те кончат по случайности, либо эти.
Неожиданно через тлевшие уголья перепрыгнул здоровенный мужик в мешковатой одежке и кривой саблей в руке. Не успел механик опомниться, как мужик рубанул воздух над его головой. Точнее, снес бы головушку, если бы Куря не толкнул механика в сторону, а сам одним точным движением не всадил меч нападавшему в брюхо. Мужик тихо вскрикнул и, выронив саблю, рухнул прямо на угли костра. Запахло жареным.
— Слушай, Куря, — проговорил Забубенный, вставая, — сам видал, меня чуть не пришили сейчас. Не мои это друганы. Зачем тогда меня связывать? Они же меня первыми и порешат у того дерева. А так я может, еще пользу окажу обществу.
Куря посомневался.
— Ладно, хоронись здесь, а ли бей разбойничков, чем сможешь. Но помни, сбежишь, — мне воевода голову с плеч. А если жив останусь, сам тебя найду и зарублю.
— И на том спасибо, — ответил Забубенный вослед исчезнувшему в темноте ратнику.
Затем Григорий попятился в темноту от костра подальше, прильнул к сосне, осмотрелся, прислушался. Темень, конечно, была кругом хоть глаз коли. Смотри, не смотри, все одно ничего не увидишь. Только на слух приходилось полагаться. А, судя по звукам, доносившимся отовсюду, основная сеча шла с той стороны потухшего костра. Звенело и орало там больше всего. Справа тоже бились круто, но народу там было поменьше. Слева также, а вот за спиной только отдельные крики раздавались. «И как они в темноте разбирают кто свой, кто чужой, — подумал Забубенный, — нет ведь никакой электроники, ни приборов ночного видения, ни тебе оптики. Весло живут. Мочи всех подряд, а утром разберем, если живы будем».