Алена что-то забормотала и попятилась. Но Иларий не дал ей ускользнуть, схватил за руку и притянул к себе. Что творилось в комнате дальше, мальчишки не узнали, потому что свет в ней погас. Пришлось вернуться к предыдущему окну. А там мало что изменилось. Разве что Валерин отец стегал уже не только девочку, но и пацанов. Обрушивал на их худые спинки удары хлыста. Ребята вздрагивали, но не смели кричать. Боль надлежало сносить молча.
– Мужик прям кайфует, – заметил Гоша. – Смотри, как у него зенки горят. Порет, не чтобы научить их уму-разуму, он просто от этого тащится.
– Это мой отец, – сознался Валера.
Гоша кивнул. Похоже, он и сам понял, кто выступал в роли палача. Ивановы оказались очень похожи внешне. Только Валера был тонкокостным, а Павел крепко сбитым.
– Ты любишь своего отца? – спросил вдруг Гоша.
– Ненавижу, – честно ответил Валера.
– Тогда надо его проучить. Его и Илария. Да и женушку его, сутенершу, тоже.
– Но как?
Гоша не ответил. Показал на окно. Валера проследил за его жестом и увидел, что провинившиеся встали с коленей и принялись одеваться. Когда ребята натягивали на себя одежду, они морщились. Спины были исполосованы, и при соприкосновении с тканью раны на коже нестерпимо болели.
Наконец, маленькие сектанты ушли. Почти следом за ними убежала Алена. Она вылетела за дверь, всхлипывая и нервно кутаясь в пальто. Будь Валера старше, он бы понял, что девушку склонили к сексу. Счастье, что он долго не продлился. Вот только Алене и тех десяти минут хватило, чтобы ей все опротивело. Она бежала к своей избе, повторяя про себя слова матушки: «Иларий – святой человек. Он продолжение бога на земле. И его потомство такое же святое. Благословенно та, что родит от Илария. Тебе, дочь моя, выпала милость. Отдайся святому. Прими его семя. И если ты не грешила, бог пошлет тебе дитя свое…»
– Самогон где? – спросил Гоша, ткнув задумавшегося Валеру в бок.
– В сумке у меня.
– Давай.
– Выпить хочешь?
Гоша мотнул головой. Валера больше вопросов задавать не стал – подал ему бутыль. Получив ее, Касаткин скрылся. Пока он где-то бродил, Валера наблюдал в окно за своим отцом. Павел повесил хлыст на гвоздь, помолился на «икону» Илария, попил воды и прилег на лавку. Утомился! Ведь один троих учил.
Тем временем вернулся Гоша.
– Че там батя твой? – спросил он.
– Отдыхает.
– Иларий с ведьмой своей тоже угомонились. Тяпнули для хорошего сна водочки и на боковую.
– Водочки? Ну это вряд ли. Алкоголь в общине категорически запрещен.
– Знаешь поговорку «Что положено попу, не положено дьякону»? Вот так и тут. Всем нельзя, а Иларию можно. Он втихаря жрет и пьет, гад. Да еще трахается! А остальных в черном теле держит. Но ничего, сейчас ему мало не покажется…
И поманил Валеру за собой.
Оказалось, Гоша ведет друга к двери. Ткнув пальцем сначала в нее, затем в бревно, лежащее поодаль, он сказал:
– Надо подпереть.
– Не понял…
– Давай поднимем бревно и подопрем им дверь.
– Давай. А зачем?
– Чтоб они не выбежали.
Валера пожал плечами и помог другу подпереть дверь. После чего Касаткин вытащил спички.
– Ты что делать собираешься? – ахнул Валера.
– Поджечь на хрен это гнездо! Я тряпки смочил самогоном и в окна их натыкал. Ща так полыхнет, что на станции видно будет!
– Но внутри люди!
– И что?
– Вдруг они не смогут спастись?
– И пусть. Тебе что, их жалко?
– Нет, но…
– Раз нет, поджигаем.
Валера вытащил из кармана свой коробок. Но поднес зажженную спичку к торчащей из окна тряпке не сразу. Только после того, как Гоша ткнул его в бок и прошипел:
– Да не ссы ты, выберутся они! Окна выбьют и вылезут. Но в штаны от страха наложат. Поджигай!
Валера сделал, как велено.
Когда дом загорелся, мальчишки умчались прочь.
Издали следя за пожаром, они заметили мессию. Он первым вылез из окна. Причем, выбравшись, даже не помог своей супруге сделать то же самое. Убежал подальше от огня. Хотя матушка и сама справилась. Правда, обгорела немного. Подоспевшие ей на помощь иларьевцы сорвали с нее дымящуюся кофту. Но рука пострадала.
Когда мессия и его супруга были спасены, все пали ниц и начали молиться. Про Иванова, оставшегося в доме, никто не вспомнил. Только дети, которых он порол, вдруг закричали: «Брат Павел в избе!» – и указали туда, где за пеленой огня метался Валерин отец.
Спасать его никто не бросился. Все понимали, что это опасно. И Павел умер, задохнувшись дымом. Его тело тут же поглотил огонь. Валера видел это, но в его душе не возникло ни капли сожаления. Отец погиб по его вине, а ему было на это наплевать…
– Прости меня, – сдавленно сказал Гоша. – Я не думал, что все кончится так…
– Отец в последнее время много про божью волю рассуждал, – разомкнул пересохшие губы Валера. – Будем считать, что Господь именно этого и хотел. А теперь пошли отсюда. Сектанты скоро докумекают, что дом подпалили, и кинутся искать поджигателей.
И мальчишки отправились в лес, где их никто теперь не сможет найти.
Гоша с Валерой прожили в избушке, сооруженной Павлом, два месяца. Когда их припасы подошли к концу, а морозы стали такими крепкими, что невозможно было уснуть, ребята решили сменить дислокацию. Подвал на заброшенном элеваторе теперь им казался весьма привлекательным местом для жилья. Туда они и направились.
У них оставалось немного денег, и первым делом они зашли в магазин. Хотелось мягкого хлебушка и сгущенки. Купив и то, и другое, пацаны устроили пир прямо на задворках магазина. Там их и «замели». Как назло, мимо проходил участковый, и он узнал в худом грязном мальчишке с булкой в зубах разыскиваемого многие месяцы Валеру Иванова. Убежать от него не получилось. Так пацаны оказались в отделении милиции.
Чуть позже их переправили в Москву. Гошу вернули в детдом, а осиротевшего Валеру (о том, что его отец погиб, ему сообщил участковый, и мальчик, зная, чего от него ждут, всплакнул) продержали некоторое время в приемнике. Иванов просился в тот же детдом, где содержался его друг, но ему нашли опекуншу. Двоюродную тетку, с которой он даже не был знаком. Женщина проживала с мужем и двумя детьми в однокомнатной квартире и, чтоб хотя бы временно улучшить свои жилищные условия, взяла на себя заботу о племяннике. Впятером в двушке им было тесно, но Валера не роптал. С теткой и ее семьей ему жилось хорошо: сытно, весело, вольготно.
Он без троек окончил школу, поступил в техникум. После него сразу пошел в армию. Потом в институт.