– Что значит – «как я понял»? Что это за формулировка? – резко перебила его Кира.
– У нас часто говорят намеками, – поморщился Детеринг. – Даже тогда, когда отдают боевой приказ… мы так воспитаны. Если я говорю – значит, я так понял… а понимаю я правильно, уж этому-то меня научили хорошо. Беда в том, что полковник, несмотря на свое достаточно обширное информационное поле, ни в чем до конца не уверен. Он чувствует большую игру, вероятно, он предпримет те или иные оперативные меры, но пока нам всем остается только ждать. Полковник – это я увидел четко – не опоздает, он не из тех. Весьма возможно, что я понадоблюсь ему в качестве оперативника в ближайшие дни…
– Тоже намек?
– Довольно непрозрачный для тех, кто понимает. Он попрощался со мной на одном из росских языков… и сделал это согласно воинской традиции. Я ответил тем же – мы поняли друг друга. Но это сейчас не главное. Если у полковника сложится дело, я уйду с пиратским экипажем, причем экипаж будет знать, кто я такой.
Кира откинулась на спинку стула.
– Как это возможно?
– Это… возможно. У нас никто никогда не говорит «просто так». Вопрос в другом – я сказал полковнику, что хочу взять с собой тебя.
Девушка вытащила из пачки сигарету и слабо дернула щекой.
– Давай все-таки выпьем. А то я… Послушай, а с чего ты взял, что я соглашусь? Работа какая-то слишком уж нервная, тебе не кажется, нет? Ты понимаешь, что нас ждет? А… а меня?
– Не надо, – протестующе поднял руки Детеринг. – Ты же сама все понимаешь… буду говорить прямо, чтобы было понятнее: экипаж четко представляет, на какой риск идет. Разумеется, дело оговорено так, что против своих они выступать не станут. Все это мы решали еще до моего появления… здесь. Я не думал, что этот приказ поступит столь рано, но меня к нему готовили. Я даже успел обновить свои практические навыки по нескольким бортовым специальностям. Экипаж знает, зачем он это делает. Мне было важно выяснить, понимает ли это мой полковник. Понимает… а теперь я объясню тебе. В случае удачи ты получишь полностью новую жизнь. Полностью, понимаешь? За деньги этого добиться пока невозможно. Ты сможешь выбирать место жительства, статус – тебя сделают наследной леди, хочешь – пол, даже возраст в определенных пределах. Ты получишь земли, деньги и тщательно проработанную «легенду». А самое главное – постоянную негласную защиту со стороны Службы. Именно ради этого тот пиратский экипаж, о котором шла речь, готов рискнуть всерьез. А теперь давай выпьем.
Кира молча подняла свой бокал с ромом. В ее глазах, кажущихся из-за косметики незнакомыми, Детеринг заметил мелкие живые искорки.
– Личную безопасность я тебе обеспечу, – сказал он, поставив свой бокал на стол. – С «железом» я работаю хорошо, в этом можешь не сомневаться.
– Да я думаю, ты и пальцем убьешь, – меланхолично отозвалась Кира.
– Человека да, лиддана да, корварца – куда попаду. Подготовленного росса хорошо если достану мечом, у них моторика специфическая.
– …кошачья.
– Ну, говоря по совести, они не очень-то кошачьи, хотя внешнее сходство есть, конечно. Они псевдосумчатые. Плод проходит две стадии развития – короткую в матке и длинную в особом «питательном мешке», и потом только покидает тело матери через влагалище. В результате матка подвергается гораздо меньшему «естественному износу» и способна обеспечить как длительную продуктивность, так и возможность постоянно вынашивать несколько эмбрионов сразу. Никакая человеческая женщина, даже с нашей пренатальной медициной, не может рожать по пять детей в год… с другой стороны, вид с иной половой системой не смог бы прийти к разуму в их условиях. Икра, яйца, почкование – это удел низших форм, разум для них закрыт по определению, сколько бы миллиардов лет…
– Спасибо за лекцию, – прервала его Кира. – Этому меня тоже учили. Не психуй, я согласна. Возраст и пол меня интересуют слабо, а вот все остальное…
– Да, – кивнул Детеринг, не отводя глаз. – Все остальное.
Девушка раскурила новую сигарету и потянулась к бутылке.
– Будем пить, пока можно. В ближайшем будущем нам, кажется, будет не до выпивки.
– В пиратских экипажах с этим бывает совсем плохо, – согласился Детеринг. – Хотя – к кому попадешь. Но байки про пьяных пиратов – они байки и есть, можешь мне поверить. Я достаточно изучил их быт… там бывает жрать нечего, какая уж пьянка!
– Я знала одного хирурга из приличной клиники, который отличался дурной для его профессии склонностью – сразу говорить правду о стоимости операций. Его обвинили в изнасиловании пациентки, и он удрал к пиратам. Говорят, сейчас уже купил себе миллионную виллу где-то далеко, но ремесло не бросил.
– Запросто, – согласился Йорг. – Толковый врач в пиратском клане… да. И вряд ли хоть один планетарный прокурор поинтересуется происхождением его активов. В колониях – дураков нет: кому надо, чтобы однажды тебе на голову свалились два десятка сумасшедших с «тяжелыми» стволами.
– Здесь тоже колония, – усмехнулась Кира.
– Здесь – «старая», – вздохнул Детеринг. – Я говорю о других, о «новых». Сейчас хорошо тем, у кого есть молодость, здоровье и большая семья: всего несколько планет, но в следующем поколении – уже большие шансы: новые миры – это юная демократия, а там и до Сената недалеко… Если, конечно, лет через пятьдесят не случится новой войны.
– Тебя интересует Сенат? – подняла брови Кира.
– Меня – нет, – засмеялся Детеринг. – И моего сына, если у меня таковой будет, он тоже не заинтересует. Мы – старейшие лорды, мы – из поколения «хранителей». Мои предки высадились на Сент-Илер в первом экипаже, поэтому наше дело – служба, потом – кукуруза, пшеница, свиньи и лошади. А Сенат… можешь посмеяться, но в моей семье политику считают занятием плебса. Мы служим не властям, ибо те над нами не слишком-то властны, а Человечеству.
– Например? – иронично прищурилась Кира.
– Да запросто. Мои предки были в числе основателей довольно известного, как ты помнишь, Сент-Илерского Университета, и с тех пор кто-то из нас всегда посвящает себя науке. Сейчас это мой дядюшка по матери, он возглавляет исторический факультет. Другой мой дядя – один из лучших в Империи заводчик гепардов, он гарантирует, что уже с восьмимесячным котенком из его выводков можно смело оставлять ребенка до года: семья занимается гепардами двести лет. Для тех, кто понимает, это значит очень много.
– Мы были «верхним средним классом», – перебила его девушка и потянулась к бутылке, отводя глаза в сторону, – то есть мы жили за городом, в собственном доме на большом участке. Но я и мечтать не могла о собственном гепарде.
– Купить котенка из выбраковки может даже сельскохозяйственный поденщик, – дернул плечом Детеринг.
– Это – какого-то урода, что ли?
Детеринг придвинул к себе наполненный бокал.
– В выбраковку идут котята, не соответствующие требованиям «колониальных» стандартов, при этом экземпляры с любыми психологическими проблемами выявляются и уничтожаются обычно уже на третьем месяце. Если серьезно, человек с невысокими доходами вполне может купить себе котенка, но для этого он должен связаться с заводчиком, высказать свои пожелания и прилететь за своим избранником. Это совсем не так дорого, куда дешевле, чем покупать того же котенка на «старой» планете у перекупщика. А выбраковка… понимаешь, твои родители наверняка могли купить тебе годовалого, склонного к набору веса, но зато специально подготовленного на роль сперва няньки, потом помощника домохозяйки. Это был бы очень сильный, умный, исключительно преданный зверь, не прошедший тест только потому, что ему никогда не суждено развить скорость, обязательную для «стандарта», – сто двадцать километров в час на короткой дистанции. Правда, нужно четко понимать, что кошачий – не шавка, пусть даже за некоторых собак просят огромные деньги. Гепарду нужно пространство: ему нужен большой дом, ему нужна земля, желательно – степь, теплая большую часть года. В отличие от собаки, гепард неспособен одичать… даже потеряв навсегда хозяев, он все равно приходит к людям, которых выбирает себе в друзья, и тогда уже отделаться от него невозможно, хотя, насколько я знаю, по традиции, кот-приблуда – это большая радость для семьи.