Я хочу сказать, думал Стюарт, что нахожусь сейчас не в лучшем положении, чем до проклятой Катастрофы. Тогда я продавал телевизоры, сейчас — электронные ловушки. Какая разница? Одно другого не лучше. Фактически я качусь под гору.
Чтобы поднять настроение, он вынул одну из оставшихся сигарет «Золотой ярлык» Эндрю Джилла и закурил.
Целый день, понял он, потрачен зря на охоту за химерами на той стороне залива. Через два часа будет темно, и он отправится спать в подвальную комнатенку, обитую кошачьими шкурками, которую мистер Харди сдавал ему за доллар серебром в месяц. Конечно, он может зажечь лампу, заправленную жиром; зажечь ее ненадолго и почитать книгу или часть книги — его библиотека состояла в основном просто из отрывков, остальные части книг погибли или были потеряны. Или он мог пойти к старикам Харди послушать вечернюю передачу с сателлита.
В конце концов, с одного из передатчиков в трущобах Западного Ричмонда ему только что удалось послать Дейнджерфильду просьбу исполнить «Танцы сегодня вечером», любимую старомодную песенку, которую он помнил с детства. Неизвестно, найдется ли она на миллионах миль магнитофонной пленки в фонотеке сателлита, поэтому, может быть, Стюарт ждал напрасно.
Он шел и напевал про себя:
Ах, что за новости я слышал:
Сегодня танцы вечерком.
Такие новости, ей–богу, —
Танцы вечерком!
Что ж, себя я парнем настоящим покажу,
Я свою девочку обниму и закружу…
На его глазах выступили слезы, когда он вспомнил старомодную песенку из той, прошлой жизни. Сейчас все ушло, сказал он себе. Все, так сказать, начисто блутгельднуто… И что нам осталось взамен? Крыса, играющая на носовой флейте… да и той уже нет. У него была еще одна любимая старинная песенка: о человеке с ножом. Он попытался вспомнить, о чем в ней пелось. Что–то про акульи зубы… острые акульи зубы. Слишком смутно, никак не вспомнить… Мать Стюарта ставила для него пластинку, и человек с медовым голосом пел эту песенку — и было так прекрасно.
Держу пари, что никакой крысе так не сыграть, сказал он себе. Даже через миллион лет. Я хочу сказать, что сейчас это практически сакральная музыка. Она из нашего священного прошлого, которого не сможет разделить с нами ни одно замечательное животное и ни один мутант. Прошлое принадлежит только нам, настоящим человеческим существам. Я хотел бы (эта идея воодушевила его) обладать способностями Хоппи. Я хотел бы уметь впадать в транс, но не для того, чтобы смотреть вперед, как он, — я хочу смотреть назад.
Если Хоппи жив, может ли он по–прежнему делать так? Пытается ли? Интересно, где он, этот провидец? Да, вот кем он был — провидцем. Первый фок. Держу пари, что он спасся. Возможно, он убежал к китайцам, когда они высадили десант на севере.
Я бы вернулся, решил он, к тому первому моменту, когда встретил Джима Фергюссона, когда искал работу, а для негра все еще трудно было найти работу, связанную с обслуживанием людей. В чем Фергюссону не откажешь, так это в полном отсутствии любых предрассудков. Я помню этот день. Я продавал алюминиевые кастрюли, ходил по домам, а потом нашел другую работу, но там тоже надо было ходить из дома в дом. Боже мой, понял Стюарт, ведь моя первая настоящая работа была у Джима Фергюссона, потому что не считать же настоящей работу мелким «комми».
Думая о Джиме Фергюссоне, мертвом с того самого дня, когда упала бомба, он вышел на авеню Сан–Пабло с маленькими, понатыканными вдоль нее магазинчиками, в которых продавалось все — от вешалок для пальто до сена. Один из них, находящийся поблизости, был предприятием «Гомеостатические ловушки Харди», и Стюарт направился туда.
Когда Стюарт вошел, мистер Харди, сидевший за монтажным столом в глубине магазина под яркой дуговой лампой, оторвался от работы и взглянул на него. Все вокруг было завалено электронными деталями, которые мистер Харди насобирал в разных уголках Северной Калифорнии, в том числе в руинах Ливермора. Харди завел знакомство с некоторыми государственными служащими, и они позволяли ему копаться там, в запретной зоне.
Когда–то Дин Харди работал инженером на радиостанции в деловой части Окленда. Сухощавый пожилой человек с тихим голосом, он носил зеленый джемпер и галстук — это сейчас–то, когда любой галстук казался чудом. Своими седыми курчавыми волосами он напоминал Стюарту безбородого Санта–Клауса с притворно строгим лицом и озорным юмором. Мистер Харди был невелик и весил только 120 фунтов, но нрав у него был горячий, и Стюарт уважал его. Харди было около шестидесяти, и во многих отношениях он заменил Стюарту отца. Настоящий отец Стюарта, умерший после Катастрофы 1972 года, служил агентом страховой компании — тихий человек, также носивший галстук и джемпер, но без жесткости Харди, без его темперамента. Может, они и были, но Стюарт при них никогда не присутствовал или не помнил их.
И Дин Харди походил также на Джима Фергюссона.
Это больше, чем любая другая причина, повлияло на приход Стюарта к Харди три года назад. Он сознавал это, он не отрицал и не хотел отрицать этого. Он потерял Джима Фергюссона, и его тянуло к кому–то, похожему на него.
Он сказал мистеру Харди:
— Эдварда съели, — и присел на стул у дверей.
Сразу же из жилой части дома, оторвавшись от приготовления обеда, появилась Элла Харди, жена его нанимателя.
— Ты оставил коня без присмотра?
— Да, — признался он.
Грузная, разъяренная женщина смотрела на него с негодованием.
— Я думал, — оправдывался Стюарт, — что на общественном грузовом пирсе Окленда он будет в безопасности. Там есть чиновник…
— Обычный случай, — устало сказал мистер Харди. — Подонки. Должно быть, это те ветераны, которые живут в норах под пирсом. Хоть бы кто–нибудь бросил туда бомбу с цианистым калием. Они гнездятся там сотнями. А где автомобиль? Полагаю, тебе пришлось оставить его?
— Простите, — сказал Стюарт.
Миссис Харди язвительно заметила:
— Эдвард стоил восемьдесят пять серебряных американских долларов. Недельная выручка, между прочим.
— Я верну деньги, — твердо сказал Стюарт.
— Не беспокойся, — вмешался мистер Харди, — у нас есть еще лошади при магазине в Оринде. А электронику ты привез?
— Не повезло, — сказал Стюарт, — когда я приехал, все уже разобрали. Вот только… — Он вынул из кармана горсть транзисторов. — Фермер отвернулся, и я подобрал их бесплатно. Не знаю, сгодятся ли они на что–нибудь… — Он положил транзисторы на монтажный стол. — Для путешествия, занявшего целый день, — немного.
Он чувствовал себя более мрачным, чем всегда.
Не сказав ни слова, Элла Харди вернулась на кухню и задернула за собой занавеску.
— Не хочешь ли пообедать с нами? — спросил Харди, выключая лампу и снимая очки.
— Нет, — ответил Стюарт, — мне как–то не по себе. Я очень расстроился, когда вернулся и увидел, что Эдварда съели.