— Оптика из Болинаса убил Хоппи, — сказал Билл своей сестре, — и он замышляет убить еще кого–то, а затем — я не могу рассказать тебе, но затем снова произойдет еще что–то подобное.
Эди, сестра Билла, играла с тремя другими девочками в «ножницы, камень, бумагу». Она сразу же вскочила и отбежала в сторону, на край школьного двора, где никого не было и она могла свободно разговаривать с Биллом.
— Откуда ты знаешь? — взволнованно спросила она.
— Потому что я говорил с мистером Блэйном. Он сейчас внизу, там, куда попадают все. Хотелось бы мне выбраться и наказать Хоппи. Мистер Блэйн говорит, что это мой долг. Спроси доктора Стокстилла еще раз: не могу ли я как–нибудь родиться? — Голос у Билла был жалобный. — Если бы мне удалось родиться, хотя бы ненадолго…
— Может быть, я смогу чем–нибудь навредить Хоппи, — задумчиво сказала Эди, — спроси мистера Блэйна, что я должна делать. Пожалуй, я побаиваюсь Хоппи…
— Я такое могу изобразить, что он помрет от страха, — сказал Билл, — мне бы только выбраться наружу. Я кое–что припас для него. Ты бы слышала отца Хоппи, он у меня здорово получается. Хочешь послушать? — Низким голосом взрослого мужчины он сказал: — Я понимаю, для чего Кеннеди предназначает еще один из этих урезанных налогов. Если он думает, что сможет укрепить экономику таким способом, он еще дурнее, чем я предполагал, это уже крайняя дурость.
— А меня, — попросила Эди, — изобрази меня.
— Как я могу? — сказал Билл. — Ты ведь еще не умерла.
Эди спросила:
— Как это — быть мертвой? Когда–нибудь мне придется умереть, так что хотелось бы знать.
— Это забавно. Ты сидишь в яме и выглядываешь из нее. И ты совсем бесплотный, как… словом, как будто ты пустой. И знаешь — ты через некоторое время возвращаешься. Ты выплываешь наружу, и там, куда тебя выносит, ты становишься прежним. Ты знала об этом? То есть ты возвращаешься назад, туда, где ты сейчас. Снова живой и во плоти.
— Нет, — сказала Эди, — я не знала.
Ей стало скучно. Она хотела услышать побольше о том, как Хоппи убил мистера Блэйна. Кроме того, мертвые люди внизу были такие неинтересные; они никогда ничего не делали, только сидели и ждали. Некоторые из них, вроде мистера Блэйна, все время думали об убийстве, а другие просто дремали, как овощи на грядке. Билл много раз рассказывал о них; ему было интересно, он считался с ними.
— Послушай, Эди, — сказал Билл, — давай проделаем еще один опыт с животным, хорошо? Ты поймаешь кого–нибудь маленького и приложишь его к своему животу. Я снова сделаю попытку и посмотрю, не смогу ли я выбраться наружу и перебраться в него. Ладно?
— Мы ведь уже пробовали, — рассудительно сказала Эди.
— Давай попытаемся опять. Поймай кого–нибудь по–настоящему маленького. Как называются эти существа — ты знаешь, — те, у которых панцирь и которые испускают слизь?
— Слизняки?
— Нет.
— Улитки?
— Точно. Поймай улитку и прижми ее к животу, как можно ближе ко мне. Прямо к моей голове, чтобы улитка могла слышать меня, а я — ее. Ты согласна? — Он добавил угрожающе: — Если ты не согласишься, я засну на целый год.
Затем он умолк.
— Спи, пожалуйста, — сказала Эди, — мне все равно. Мне есть с кем поговорить, а тебе — нет.
— Тогда я умру, и ты не сможешь выдержать этого, потому что тебе придется вечно таскать внутри себя мертвеца, или… Я скажу тебе, что я сделаю. Я знаю. Если ты не поймаешь улитку и не сделаешь, как я прошу, я начну расти и скоро вырасту таким большим, что ты лопнешь, как старая… как ее?
— Сумка, — сказала Эди.
— Да. И я тогда выберусь наружу.
— Ты, конечно, выберешься, — согласилась девочка, — но как только ты выкатишься, ты умрешь. Ты не сможешь жить.
— Я тебя ненавижу, — сказал Билл.
— А я тебя еще больше, — ответила Эди, — я возненавидела тебя первая давным–давно, как только обнаружила тебя.
— Ну и ладно, — мрачно сказал Билл. — Подумаешь. Мне просто любопытно, а ты возникаешь.
Эди ничего не сказала, она вернулась к девочкам и снова включилась в игру. Это было гораздо интереснее россказней ее брата. Он так мало знал, ничего не делал, ничего не видел, сидел там, внутри ее, — и все.
Но когда он рассказывал о том, как Хоппи свернул шею мистеру Блэйну, Эди заинтересовалась. Знать бы, кого Хоппи собирается прикончить следующим. И надо ли сообщить об этом матери или полицейскому Кольвигу?
Неожиданно Билл заговорил:
— Можно я тоже буду играть?
Оглянувшись вокруг, Эди убедилась, что никто из девочек его не слышал.
— Можно мой брат будет играть? — спросила она.
— У тебя нет никакого брата, — с презрением сказала Вильма Стоун.
— Он придуманный, — напомнила ей Рози Квинн. — Поэтому ничего особенного, если он поиграет с нами. — Эди она сказала: — Можно.
— Раз, два, три, — выкрикнули девочки, и каждая вытянула руку с согнутыми или растопыренными пальцами.
— У Билла ножницы, — сказала Эди, — он бьет тебя, Вильма, потому что ножницы режут бумагу. А ты, Рози, бьешь Билла, потому что камень тупит ножницы, а Билл играет вместе со мной.
— Как же мне стукнуть его? — спросила Рози.
Подумав, Эди сказала:
— Стукни меня сюда очень слабо. — Она показала на свой бок, как раз возле пояса юбки. — Только не кулаком и поосторожнее, потому что Билл — неженка.
Рози осторожно ударила ее. Билл сказал изнутри:
— Ладно. В следующий раз я ей отплачу.
Через игровую площадку шел отец Эди, директор школы, и мистер Барнс, новый учитель. Они ненадолго задержались возле девочек, улыбаясь.
— Билл тоже играет, — сказала Эди отцу. — Его только что стукнули.
Джордж Келлер рассмеялся и сказал мистеру Барнсу:
— Вот до чего доводит избыток воображения. Ходишь всегда битым.
— А как же Билл стукнет меня? — встревоженно спросила Вильма. Она отбежала и посматривала на взрослых. — Он собирается ударить меня, — объяснила она. — Только не очень сильно, — сказала она в сторону Эди. — Ладно?
— Он не может сильно ударить, — объяснила Эди, — как бы ни хотел.
Вильма неожиданно отпрыгнула от нее.
— Видишь, — сказала Эди. — Это все, что он может, даже если очень постарается.
— Он не ударил, — сказала Вильма, — он просто напугал меня. Не очень–то он меткий.
— Это потому, что он не может видеть, — ответила Эди. — Давай я лучше стукну тебя за него, так будет честнее.
Она наклонилась вперед и быстро ударила Вильму по запястью.
— Давайте снова. Раз, два, три…