Когда прошло три дня, Кент понял, что посланный не вернется. Хмурый и молчаливый, с потемневшим лицом он пришел из разведки вместе с другими.
— Еще одна жертва, — сказал Пейдж. — А я был так уверен, что он не ответит на наши вопросы! Пропал труд целого года.
— Неужели нам вечно придется приносить эти жертвы? — спросил Билл Густавсон. — Бесконечно, год за годом?
— Когда-нибудь мы придумаем вопрос, на который он не сможет ответить, — сказал Кент. — И тогда он оставит нас в покое. Если сумеем поставить его в тупик, нам больше не придется его кормить. Придумать бы только такой вопрос!
К нему подошла Энни Фрай, лицо ее было бледно.
— Уолтер, неужели люди всегда платили такую цену за то, чтобы выжить? Неужели ему для существования всегда требовался кто-то из нас? Не могу поверить, что человеческие существа создали машину, которая ими же питается!
Кент покачал головой.
— До Крушения он, должно быть, использовал какое-то искусственное топливо. А потом что-то произошло. Может, сломался трубопровод, и ему пришлось приспосабливаться. Думаю, он вынужден был сделать это. В каком-то смысле он похож на нас. Ведь и мы приспособились. Прежде люди не добывали пищу охотой, не ставили капканы на животных. А Великий К не заманивал в ловушку людей.
— А зачем… зачем он устроил Крушение, Уолтер?
— Чтобы показать, что он сильнее нас.
— Он всегда был таким сильным? Сильнее человека?
— Нет. Говорят, когда-то не было никакого Великого К. Его сотворил человек — чтобы он отвечал на вопросы. Но он становился все мощней, пока наконец не обрушил на мир атомы — а с атомами пришло Крушение. Теперь он живет за наш счет. Его мощь превратила нас в рабов.
— Но ведь придет же время, когда он не сумеет ответить, — сказал Пейдж.
— Тогда, в соответствии с законом, ему не получить нас в пищу, — ответил Кент.
Пейдж сжал кулаки, пристально глядя в сторону леса.
— Когда-нибудь этот день настанет. Мы найдем вопрос, на который он не знает ответа.
— Приступим прямо сейчас, — угрюмо сказал Густавсон. — Чем скорее начнем готовиться к следующему году, тем лучше!
© Перевод О. Орловой.
— А Пегги во-о-он там, — сказал Роберт Най. — Собственно, она всегда в саду, в любую погоду. Даже в дождь.
— Вот как? — отозвался Линдквист.
Друзья вышли на заднее крыльцо и остановились на ступенях, вдыхая свежий теплый воздух.
Линдквист огляделся по сторонам.
— Красота какая, а? Действительно, прекрасный сад! — Он восхищенно покачал головой. — Что ж, понимаю твою жену. Нет, только посмотри!
— Идем, идем… — позвал друга Най, спускаясь по лестнице. — Наверное, она с Сэром Фрэнсисом. Там, за деревом, стоит скамейка — в форме кольца, как делали в старые добрые времена.
— С Сэром Фрэнсисом? Это еще кто?
Линдквист поспешил вслед за Робертом.
— Большой белый селезень, ее питомец.
Они свернули с дорожки, обогнув кусты сирени, пышно раскинувшиеся над высокой деревянной оградой. По обе стороны тянулись ряды цветущих тюльпанов, у стены маленькой оранжереи стояла оплетенная розами решетка. Линдквист с нескрываемым удовольствием любовался открывшимся перед ними пейзажем: розовые кусты, вьющиеся гирлянды глицинии, раскидистая ива — словом, бескрайняя зелень и цветы.
У подножия дерева, не сводя глаз с гуляющего в траве белого селезня, сидела Пегги, в застегнутом на все пуговицы коротеньком голубом пальто, костюме и сандалиях. Мягкие темные волосы миниатюрной женщины были украшены розами, в больших ласковых глазах застыла тихая грусть.
Линдквист остановился, пораженный красотой миссис Най.
— Милая, — обратился к жене Роберт, — смотри, кто пришел! Том Линдквист. Помнишь его?
Пегги тут же подняла голову и ахнула:
— Томми Линдквист! Рада вас видеть! Как поживаете?
— Спасибо, хорошо. — От удовольствия Линдквист несколько смешался. — А как вы, Пегги? Вижу, приятелем обзавелись.
— Приятелем?
— Его ведь зовут Сэр Фрэнсис?
— Ах, Сэр Фрэнсис! — Рассмеявшись, Пегги нагнулась и пригладила любимцу перья. Селезень продолжал невозмутимо выискивать в траве паучков. — Это точно, он мой добрый приятель. Может, сядете? Вы надолго?
— Нет, ненадолго, — ответил муж. — У Тома дела в Нью-Йорке, он заехал к нам по дороге.
— Совершенно верно, — подтвердил Линдквист. — Кстати, сад, Пегги, просто великолепный. Помню, вы всегда о таком мечтали — с птицами, цветниками…
— Да, сад красивый, — ответила Пегги, — мы проводим здесь все время.
— Кто — мы?
— Я и Сэр Фрэнсис.
— Они почти не расстаются, — усмехнулся Роберт. — Сигарету? — Он протянул Линдквисту пачку. — Не хочешь? — Най закурил. — Лично я не нахожу в утках ничего особенного… Впрочем, цветами я тоже никогда не увлекался.
— Роберт постоянно в доме, пишет статьи, — улыбнулась Пегги. — Томми, да садитесь же! — Она взяла селезня на руки. — Вот сюда, рядом…
— Нет-нет, — снова отказался Линдквист, — мне и так удобно.
Сад был тих, прохладен; за деревьями покачивались фиолетовые и белые ирисы. На какое-то время воцарилось молчание. Том Линдквист обвел задумчивым взглядом клумбы, лужайку, Пегги с безмолвным селезнем и вздохнул.
— Что? — улыбнулась миссис Най.
— Знаете, вспомнилось одно стихотворение. — Он рассеянно потер лоб. — Кажется, Йейтса.
— Да, в саду такая атмосфера… Располагает к поэзии, — согласилась Пегги.
Линдквист сосредоточился.
— Ага! — воскликнул он, рассмеявшись. — Ну конечно! Это из-за вас с Сэром Фрэнсисом! Глядя на женщину с селезнем на коленях, невольно вспоминаешь «Леду и лебедя».
Пегги нахмурилась.
— Разве я…
— Лебедь — это перевоплотившийся Зевс, — принялся объяснять Том. — Бог превратился в лебедя, чтобы подобраться к купающейся Леде, — ну и в облике птицы… начал… кхм… за ней ухаживать. А потом… э-э… родилась Елена Прекрасная, дочь Зевса и Леды. Как там… «Внезапный гром: сверкающие крылья сбивают деву с ног…» [6]
Пегги испепеляюще, снизу вверх, смотрела на умолкшего Линдквиста, лицо ее горело. Дрожа от гнева, она внезапно столкнула селезня и вскочила.
— Да как вы смеете! — выпалила миссис Най.
— Что с тобой? — удивился Роберт. — Что стряслось?
Пегги резко развернулась и быстро зашагала прочь. Муж бросился следом, схватил ее за руку.