– Точно, – обрадовано согласился Ванечка и пукнул еще раз.

– Мерзавцы! – выскакивая из лифта, бросила им замыкающая старушка.

* * *

Для Дани с Машей появление Ванечки также явилось шоком. Первое время они боялись к нему прикоснуться и не верили, что это действительно он. Но когда Ванечка переоделся, воспринимать его стало значительно легче.

Как оказалось, работал он здесь, как и раньше мусорщиком. Плюс ко всему он разыскал тут нескольких пустолазов со станции «Русь», и с ними в основном и общался.

– Но, – говорил Ванечка, – тебе, Даня, лучше от них подальше держаться. Всё они никак забыть не могут, что ты контейнером станцию разнес. Тогда-то их в космос и выбросило. И сразу – сюда.

– И все-таки здорово, что мы снова вместе, – сказал Даня, обнимая товарища.

– Да, потосковали мы по тебе, – улыбнулся доктор. – Что там теплые моря и заграница, когда близкого друга рядом нет.

– Эх, – скромно потупился Ванечка. – Зато вы, вот, государя видели, – он мечтательно улыбнулся. – Мало того! За одним столом с ним сидели. А все-таки, как же так получилось? – и он сделал туманный жест рукой в районе горла.

– Не знаю, – пожал плечами доктор. – Кажется, что-то не то было с водкой.

– Паленая? – удивился Ванечка.

Доктор, пряча глаза, снова пожал плечами, а Даня заметил:

– Жалко все-таки, что мы с царем не попрощались.

– Да, как-то нехорошо получилось, – согласилась Маша.

– А-а, чего уж теперь-то… Что было, того уж точно не избежать, – заметил Ванечка и улыбнулся. – Давайте-ка споем лучше.

– Что петь будем? – спросил Даня.

– Может, нашу, космическую, про Гагарина?

– Давайте! Давайте! – захлопала в ладоши Машенька. – Доктор, миленький, вы ее знаете?

Доктор кивнул, взял со стены гитару, и они браво заголосили:

Летит, летит ракета

Серебряного цвета,

Ра-асправляет паруса!

А в ней сидит Гагарин —

Простой смоленский парень,

И-изучает небеса.

Венера и Марс, Луна и Юпитер,

Вы слышите русскую речь на орбите?

Америка плачет, Европа рыдает,

Такое бывает! Такое бывает!..

И было им так хорошо. Так, как давным-давно бывало только при жизни – на станции «Русь».

2

В рай есть дорога, да никто не идет;

ворота тюрьмы крепко закрыты, а люди стучатся.

Китайская пословица

Однажды Аркадий Эммануилович повстречался все в том же гостиничном баре с некогда известным телеведущим Александром Гордоном. Они стали о чем-то спорить и как следует напились. На следующее утро Гордон постучался в дверь с корявой надписью «Бесплатный логопедический кабинет» и вручил доктору Блюмкину старую печатную машинку, советуя все вчера им сказанное немедленно записать.

Доктора подарок обрадовал, он раздобыл кипу чистых листов и теперь каждый вечер отстукивал на них свои мысли и мемуары. Забегая вперед, можно сказать, что результатом его трудов стала небольшая лирическая повесть с лаконичным названием «Любовь», произведшая впоследствии настоящий фурор в читающих кругах преисподней.

В то время как доктор вращался в литературных салонах, Маша с Даней места себе не находили. Наверное, потому, что были еще молоды, и, в отличие от доктора, безвременье их не устраивало. Не придавать значения их тоске Аркадий Эммануилович не мог. Сначала он пытался заражать их своей веселостью. Потом стал приглашать в гости выдающихся русских людей – Булгакова, Мейерхольда, Ахматову, Мандельштама, Высоцкого и Радзинского… Даже как-то попытался пригласить на ужин Пушкина, но у поэта разболелся живот, и он долго и высокопарно извинялся, кашляя в телефон и пеняя на старые раны. Расстроились все, кроме Ванечки:

– Да разве ж русский человек так поступил бы?! – заявил тот. – Да какой он русский? Наполовину эфиоп, наполовину обезьяна. Вот Есенина бы зазвать, да по стопочке с ним, да стихи свои друг другу почитать…

– Вы, Ванечка, стихи пишете? – удивился Аркадий Эммануилович.

– Да ну вас, – махнул тот рукой и ушел в бар, искать Есенина. Но какой-то завсегдатай туманно объяснил ему, что Есенина искать бесполезно, что он где-то совсем в другом и нехорошем месте. И Маяковского искать тоже бесполезно…

Вскоре из уныния попыталась выбраться Маша: она всегда увлекалась театром, а тут связалась с Нуриевым и напросилась в гости. Но тот, несмотря на слухи о нестандартной ориентации, стал к ней приставать, и она едва убежала. Однако после этого случая доктор решил, что не все потеряно и обещал поговорить с Галиной Волчек.

– Даня, ну сколько можно уже слоняться без дела? – как-то за чашкой чая в очередной раз завел Блюмкин. – Ты вспомни, кого из умерших ты хотел бы разыскать? Тут есть такие люди! Может, тебя с Керенским или со Скуратовым познакомить? Впрочем, зачем они тебе, ведь ты поэт… А тут, между прочим, в салонах каких только поэтов не собирается! Вон, давеча Лермонтов с Летовым Егором напились и пошли Блока на дуэль звать. Стрелялись-стрелялись, стрелялись-стрелялись…

Тут-то Даню и осенило. Нет, это мягко сказано. Его просто ошарашила эта мысль!

– Док! – воскликнул он в ужасе. – Милый мой, драгоценный док! Какой же я все-таки идиот! Мы уже сколько тут торчим, а я и не подумал, что и ОНА тоже тут!

– Она?.. – начал было недоумевающий доктор, но вдруг до него дошло. – О, боже, – тихо промямлил Аркадий Эммануилович, и его добродетельный пыл мигом испарился.

– Именно! – торжествуя, воскликнул Даниил. – Она же наверняка меня ждет!

– Кто «она»? – для верности переспросил доктор.

– Как кто? – удивился влюбленный. – Русалочка! Русалочка моя!

Доктор посмотрел в темное кухонное окно и задумался: «А сам-то я про Любушку и забыл. Но может, это все-таки не она?»

– Док, ты чего? – спросил Даня у озадаченного Блюмкина.

«Похоже, настало время узнать одна у нас любовь или только похожие вкусы», – выйдя из ступора, заключил про себя Аркадий Эммануилович, вздохнул и сказал вслух:

– И впрямь, можно девочку и поискать.

После секундной паузы Даня бросился к двери, схватил на бегу пиджак и выскочил в гостиничный коридор. Вернулся он, взволнованно листая толстенный потрепанный телефонный справочник.

– Доктор! Доктор! Как ее фамилия?

– Чья фамилия?

– Ну, как чья? Русалочки!

– Не знаю.

Даня замер и посмотрел на Блюмкина с недоумением.

– Не помните?

– Не знаю, не знаю, – повторил тот ревниво. – Я вовсе не уверен, что ваша Русалочка и моя Любушка – одно лицо.