Русалка и Зеленая ночь | Страница: 68

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

* * *

В кафедральном соборе патриарх читал речь на миропомазание и венчание престолу российскому, когда к Дане, наступая на ноги придворным, пробрался агент имперских спецслужб и тихо сказал ему на ухо:

– Ваше Величество, самозванец сбежал.

– Что вы такое говорите? – подскочил ошарашенный цесаревич.

– Взял в заложницы маленькую девочку, потребовал немедленно доставить его на орбиту и состыковать с кораблем настоятеля Ордена Луны аббата Козы. Жизнь девочки подвергалась опасности, и мы вынуждены были выполнить его требования… Корабль тут же покинул Солнечную систему, уйдя в гиперпространство.

– Не может быть! – невольно воскликнул царевич. – Вместе с девочкой?!

– Нет, девочку, он отпустил.

– И как она?

– Нормально. Говорит, что Гена хороший.

– Хм… Ну, что ж тогда… Ох! – вдруг дошло до царевича. – Он ведь спер машину оживления!

– Что-что? – не понял агент.

– Да так, ничего… – махнул рукой наследник российского престола. – Обидно, конечно… – пробормотал он уже сам себе.

– Ваше Величество, ваш выход на амвон, – сообщил ему церемониймейстер.

– Ах ты, Господи! – подскочил тот. – А где моя корона?!

… В мундире, белом как крещальная рубаха, восходил цесаревич Даниил к царским вратам, где с регалиями на подносе его ожидали патриарх и члены Синода. Вот цесаревич склонился перед главой русской церкви, и тот, возложив на него свои святительские длани, помолился и помазал его миром. Под величественные песнопения Даню облачали архиереи. «Достоин!» – говорили они, навешивая ленты орденов и надевая мантию. «Да украсит тя, яко невесту-у…» – мычали протодьяконы, «многая лета…», – пели на клиросе.

Шапка Мономаха опустилась на голову Даниила, и он вытянул руки в стороны. Два иподьякона, поцеловав их, вложили в одну Скипетр, в другую Державу. Облаченный царь земли русской во всей своей славе вышел из врат, гордо поднял подбородок и так, будто дирижировал хором, трижды крестообразно благословил народ символами власти. И многотысячная толпа, ахая, склонила пред ним свои головы.

… – Даня, я тебя поздравляю! Я тебя поздравляю! – потряс ему руку граф Блюмкин, когда тот, как в тумане, вернулся в алтарь. – Ей-богу, я тебя поздравляю. – Ну, что… Всё, наверное? А то мне бежать надо…

– Погодите-ка, – остановил его Государь, – мы ведь теперь, наверное, не скоро увидимся…

– Да почему ж не скоро? Очень даже скоро…

– Вот, – сунул Даня Блюмкину в руку сложенный вдвое листок.

Озадаченно глянув на царя, граф раскрыл его…

– Ох, ты… – смущенно крякнул он… – В контрабасе… – Быстро оглядевшись по сторонам, он вновь свернул бумажку. – Что же ты ее, Данечка, не выбросил?..

– По-по-подумал, может быть… Вам нужно…

– Ну что ты, что ты… Мне-то зачем… И как бы Любушка не увидела…

Он сунул листок в карман, и они, потупившись, неловко обнялись. Потом отстранились друг от друга, и Блюмкин добавил:

– Ну ладно, ладно, Данечка… Не на век же прощаемся. Вон, у пана Анджея через месяц выставка открывается, мы обязательно будем… А сам-то он, кстати, не нашелся?

– Мои спецслужбы напали на его след в Южной Боливии. Но он ведь так и не поверил, что я простил ему подмену самозванцем… Если его сейчас потревожить, глупостей может наделать. А я простил его, честное слово, простил. И художник он гениальный.

– Ты Данечка, для царя – слишком добрый. Этого инопланетного Хамелеона и то помиловал. А он, как видишь, сбежал.

– Ну, а кому же в клетке сидеть понравится? И он ведь меня тоже пожалел: не убил, а в детдом отдал… И страной правил достойно. Одного я ему только простить не могу, – нахмурился Государь Даниил Первый, – что он мои де-де-детские стихи за свои выдавал – про слоника, про лося…

* * *

А старый добрый Космос все дремал, укрытый от призрачных звездных ветров пышным млечным одеялом. И где-то под пристальным оком молча ждущего Предвечного Мараила, в шумных городах одной беспокойной планеты, суетились бесчисленные народы. Высоко над ними, мигая габаритными огнями, сонно проплывала неказистая орбитальная станция. В ней мерно гудели трансформаторы, тикали часы и храпели бравые русские мусорщики. Вдруг что-то ожило, в переходах, замерцал электрический свет, а в каютах зашлись звоном разноголосые будильники.

… – Доброе утро! Хотя какое, к чертям, в космосе утро? И, тем не менее, доброе утро всем, кто проснулся сегодня на околоземной орбите. Вас приветствует программа «Семь орбит» на станции «Русалочка», и я – ее бессменный ведущий Ипполит Петров. Сегодня все мы, не успев еще и глаз продрать, уже нервничаем и трепещем, ожидая явление нового начальника станции. Екатеринбургское время семь часов и одна минута. За иллюминатором, как всегда, космический нуль.

__________________________

Авторы благодарят:


– Антона Костерева за стихи (*)

– Евгению Стрижакову за помощь в украинском (но за его искажения она ответственности не несет)

– Зою Буркину, Игоря Минакова и Маргариту Кагнову за «профессиональное чтение», советы и поправки

– Эдуарда Хиля за песню о Гагарине