Хотя кто знает?
Сомнения терзали душу Полвина. Как–то сразу вспомнился тот памятный вечер, неурочный вызов, разговор о Дабоге с этим человеком по фамилии Рокотов.
Тогда все происходящее показалось Николаю чуть ли не дикостью. Какая война? Что можно делить людям в бескрайнем космосе, где сотни неосвоенных, ожидающих своей очереди планет?
Теперь он ощущал несколько иное.
Сейчас Николай испытывал внутренний стыд и растерянность, вспоминая свое недоумение, досаду, когда в ответ на вопрос, почему Дабог стал сопротивляться, а не принял условия Земли, Рокотов вдруг с горечью и вызовом ответил, что они сами когда–нибудь поймут это…
Взгляд Полвина остановился на телефонном аппарате.
Подняв трубку, он услышал гудок, медленно набрал номер.
На том конце провода долго не брали, затем раздался щелчок, и он услышал голос:
— Да, я слушаю.
— С кем я говорю? — резко осведомился Полвин. — Почему не представляетесь, как положено, офицер?
Несколько секунд гробовой тишины…
— Николай Андреевич, это ты? — спросил тот же голос, и теперь Полвин наконец узнал его.
— Да, я! Ханс, что случилось, мне сказали…
— Все кончено, — вдруг произнес президент Кассии. — На орбите крейсер Земли. Они угрожают тотальной бомбардировкой. Я принял решение о капитуляции, которую милосердно называют «миром».
Николай Андреевич потрясенно молчал. Ханс
Шнитке еще что–то говорил, а рука Полвина с зажатой в ней телефонной трубкой медленно опустилась.
Мария и Вадим напряженно смотрели на него, в принципе уже предугадав ту фразу, которую он произнес спустя несколько секунд тишины:
— Мы капитулировали… Кассия больше не принадлежит нам…
В трубке монотонно звучали короткие гудки.
* * *
Было около двух часов ночи, когда Сергей добрался до усадьбы Лисецких.
Кирилл Александрович и две его дочери, очевидно, не спали. В окнах мерцал приглушенный плотными шторами свет. Во дворе протяжно выла собака.
Сергей напрямую пошел к крыльцу, толкнул дверь. Та оказалась не заперта, и он, не разуваясь, тяжело дыша, прошел в гостиную.
Хозяин стоял спиной к нему. Кирилл Александрович разговаривал с кем–то по телефону, но, услышав шум шагов, резко обернулся.
С трудом узнав Воронина, он что–то сказал в трубку, отложил ее в сторону и уставился на Сергея.
— Что случилось? Где Оля?! Сергей мотнул головой.
— Я не видел ее… — хрипло признался он. — На дороге возле АХУМа меня схватили какие–то люди… В меня стреляли… Я… Я еле вырвался от них…
— Подожди… — Кирилл Александрович схватил трубку.
— Коля, это Сергей! На него кто–то напал!.. Что?.. Нет, он не знает… Что?!. Сейчас… — Лисец–кий обернулся к Сергею: — Тебя, Полвин.
Воронин взял трубку, помедлил, потом приложил ее к уху.
— Да, Николай Андреевич.
— Сережа, где Ольга?! — раздался в трубке далекий, встревоженный голос.
— Я не знаю… — Сергей судорожно сглотнул, покосившись на Лисецкого, но тот тактично отошел. Стоял, отвернувшись к окну, и напряженно вглядывался в ночь. — Должно быть, дома… — понизив голос, выдавил он. — Вы же видели, когда я ушел!..
— Да, да, я видел… Но, Сережа, Кирилл говорит, что слышал грохот с той стороны… — В голосе Пол–вина прозвучала мука. — Да, и почему ты вдруг оказался у него? — внезапно спросил он.
Сергей изменился в лице. В сумраке гостиной выступивший на бледных щеках молодого офицера нездоровый румянец казался двумя коричневыми пятнами какой–то проказы… Ладонь, сжимавшая трубку, неприятно вспотела… Я же не могу сказать ему правды… не могу…
— Я шел домой, когда меня схватили какие–то люди. — Голос Сергея предательски дрогнул, но проводная связь на Кассии оставляла желать лучшего, и его интонации сгладили помехи. — Они были на огромных шагающих машинах, — сглотнув, произнес он. — Я… Я едва вырвался… Я сам в шоке, Николай Андреевич…
Тут он не лгал. Сергея действительно до сих пор трясло, и он ровным счетом ничего не понимал в цепи страшных событий этой роковой ночи…
— На Кассию напали… — сообщил ему Полвин ошеломляющую новость. — Ты, видно, столкнулся с одним из отрядов механизированного десанта. Но сейчас заключен мир, мы капитулировали, ты слышишь? Их адмирал заверил, что Кассии не будет причинено никакого вреда, если никто не станет оказывать сопротивления. Я общался с президентом, он лично сказал мне об этом. — Полвин говорил очень быстро, так что Воронин едва разбирал слова. — Сережа, мы едем домой, но нам с Машей понадобится часа два, чтобы добраться… Прошу тебя, возьми машину у Кирилла Александровича и езжай к Оле!.. Найди ее, успокой… Если появятся чужаки, то не бойтесь, они не смеют никого трогать: их адмирал принял капитуляцию планеты и гарантировал мир!..
При этих словах Полвина плечи Сергея приподнялись. Он еще дрожал от пережитого ужаса, и звук свистящих между стволов пуль, казалось, не забудется никогда, но все, чем он мучился, за что проклинал себя, как–то вдруг отошло на второй план… У молодого человека, возможно, отсутствовала храбрость, но зато наличествовал ум… Он увидел, с каким блеском может выйти из сложившейся ситуации. Раз с захватчиками заключен мир, то он может безбоязненно вернуться в усадьбу Полвиных и про его предательство никто никогда не узнает. Тот страшный отряд, составленный из шагающих машин, уже наверняка проследовал дальше… Он же в глазах Оли будет самым натуральным героем, мужчиной, который кинулся ее спасать невзирая на опасность…
— …Сережа, ты сделаешь это? — вторгся в его мысли голос Полвина.
— Да, Николай Андреевич, не волнуйтесь… Конечно, я поеду… Да, прямо сейчас.
Он обернулся:
— Кирилл Александрович, вас.
Лисецкий взял трубку:
— Да, Коля, не волнуйся. Да, дам. Все, до встречи…
Положив трубку, Лисецкий взял со столика ключи и протянул Сергею:
— Давай, Сережа, пулей. Ты смелый парень… — с уважением произнес он, глядя на разорванный и местами заляпанный ссохшейся грязью мундир. — Я сейчас отправлю дочек подальше к тетке и еду за тобой. Справишься?
Сергей кивнул, хотя в душе совсем не был в этом уверен. Однако его взгляд, когда он встретился глазами с Лисецким, уже не бегал, как несколько минут назад. Если его не уличат в предательстве, то спустя некоторое время он, наверное, и сам поверит в собственную ложь.
Возможно, все обернется к лучшему, и я выкручусь…
Есть такой тип людей, которые со временем умеют забывать неприятные моменты своей биографии, вставляя на их место более приглядные эпизоды… Со временем они действительно начинают верить в собственную выдуманную ложь…