За Внутренним дворцом боковые крылья главного здания переходили в чудовищной толщины стены, огораживавшие парк с востока и запада. Над ними торчали сторожевые башни; с восточных была видна гладь Голубого канала, тянувшегося к Фуне и торговому порту, с западных – квадрат Оконто и полоска леса, за которой начинались сельские поместья знати.
Как и положено для Стражей закатного предела империи, замок бар Ригонов располагался на западной окраине столицы.
Предполагалось, что обе «Садовые стены» монолитны и в их толще не скрывается ничего. Челядь, однако, поговаривала разное, сплетничая про камеры с сокровищами и секретные проходы, пробитые в стенах, ширина которых у основания составляла метров пятнадцать. Правды не знал никто, возможно, даже сам Асруд; замок был древним, и полных планов его не сохранилось.
Южную его часть выстроили симметрично северной – такое же П-образное здание, выходившее фасадом на Большой Торговый тракт и замыкавшее в своей каменной горсти хозяйственный двор; от парка эту часть отделяла высокая стена. Тут располагались конюшни, огромные кладовые, арсенал, казарма на пятьсот бойцов, ныне почти пустовавшая; здесь же обитали слуги, числом не менее двух сотен, управляемые серестером Кламом, местным мажордомом.
Сейчас Клам вытянулся рядом с Чосом за креслом господина, водруженным в холодке у внутренней стены. В кресле восседал сам хозяин, Георгий Одинцов, или Аррах бар Ригон, готовый воздать по заслугам верным и неверным челядинцам. Чтобы воздаяние оказалось достаточно впечатляющим, у ног Одинцова стоял сундучок с серебром, по правую руку высился помост с аккуратно разложенным пыточным инструментарием, а по левую – для устрашения – выстроился десяток хайритов из его сотни. На краю помоста, поигрывая бичом, сидел мускулистый парень, замковый палач. Хайриты, развлекаясь, корчили зверские рожи; то один, то другой демонстративно проводил большим пальцем по лезвию, словно проверяя остроту заточки челя.
По просьбе Лидор, своей прекрасной суженой, Одинцов чинил суд и расправу над слугами, весьма разболтавшимися в последнее время без хозяйского глаза. Некоторые возомнили, что если старый Асруд казнен, а род его подвергся опале, то они могут безбоязненно шарить в кладовых и винных погребах! А кое-кто даже попробовал посягнуть на святость господских покоев! Серестер Клам, в распоряжении которого находился отряд охранников, боялся применять крутые меры, ибо мог в одну прекрасную ночь получить нож под ребро. Впрочем, он был человеком добропорядочным и верным, хотя и трусоватым.
Сейчас Одинцов готовился навести порядок в своем курятнике, ибо немилость императора, павшая на семью старого Асруда, если и не прошла совсем, то, по крайней мере, смягчилась. Молодой бар Ригон был назначен специальным имперским представителем – и наблюдателем! – в отряд хайритов. Ибо, как мудро рассудил три дня назад Амрит бар Савалт, если северные варвары хотят заполучить бездельника Рахи, то к чему им препятствовать?
Одинцов окинул взглядом толпу челядинцев. Все они, за малым исключением, были людьми из западных поместий Ригонов, потомственными слугами рода, отчим наследием, и даже самых ленивых из них гнать вон не полагалось. Поучить – другое дело. Отчасти он уже навел порядок: конюхи выгребали навоз из конюшен, чистили стойла, тархов и лошадей, готовясь к осмотру; казарма, в которой вольготно разместились двести тридцать воинов Дома Осс, была вымыта до блеска; большинство женщин, под присмотром служанок Лидор, принялись за уборку в парадных покоях; у ворот и на башнях снова стояли часовые. Две дюжины хорошо вооруженных и обученных охранников из Джейда были вполне надежны; по словам Лидор, они лишь немного растерялись в отсутствие крепкой хозяйской руки. Одинцов поставил над ними Чоса, и тот моментально восстановил дисциплину среди стражей с помощью кошеля с серебром и пары-другой затрещин.
Во дворе скопилось сотни полторы народа. Отдельно по приказу молодого господина поставили чужаков, нанятых в столице: трех музыкантов, парикмахера, ювелира и библиотекаря. Все они имели доступ в покои Внутреннего дворца, и все были под подозрением. Но с ними Одинцов намеревался разобраться попозже; сперва надлежало покончить с мелочами. Он кивнул Кламу, и серестер, откашлявшись, развернул длинный пергаментный свиток.
– Туг, замечен в краже свиного окорока, – огласил он начало списка. – Донес Кер, младший помощник повара.
Одинцов повернулся к Чосу.
– Что положено укравшему съестное по уставу Береговой Охраны?
Его оруженосец наморщил в раздумье лоб, грозно сверля взглядом несчастного Туга, дородного молодца с западных равнин.
– Усекновения левой руки на первый раз будет достаточно, – с безразличным видом сообщил он.
Туг повалился на колени; его пухлые щеки тряслись от страха.
– Помилуй, хозяин! Я же… я же… впервые… и только когда совсем оголодал…
– О, мощная Шебрет! Порази этого болвана бессилием от пупка до колена! – Чос был неподражаем. – Ему же было ясно сказано: всего лишь левая рука! Потому что на первый раз. А вот на второй… – Чос задумался, что-то вычисляя про себя. – Большой был окорок? – неожиданно спросил он. Туг показал, отмерив дрожащими руками около половины метра. – При второй краже кость от окорока надо забить в задницу вора.
Взревев от ужаса, Туг распростерся на земле. Одинцов задумчиво почесал кончик носа; помнилось ему, что у ангольского племени фульбо был такой же обычай. Правда, не было свиней – их угнали партизаны.
– Благодари светлого Айдена, Туг, что ты не служишь в Береговой Охране, – сказал он после минутного раздумья. – Я полагаю, десять плетей будет достаточно. Помощнику повара Керу выдать три марки серебром.
Туга оттащили к помосту, и палач взялся за дело. Минут пять раздавались вопли преступника, которым аккомпанировал звон монет, отсчитываемых Кламом. Затем серестер снова сунул нос в свой кондуит.
– Дия, – сообщил он. – Была дерзка со старшей служанкой нашей милостивой госпожи. Отказалась мыть дворцовую лестницу, заявив, что от горячей воды и щелока ее руки огрубеют.
Эта девица, весьма миловидная, и впрямь оказалась дерзкой – посмела строить глазки молодому хозяину! Одинцов призадумался. Портить мягкую шкурку этой красотки он не хотел – не ради ее самой, а в память о Зие, на которую она походила и именем, и яркой внешностью. Неожиданно на его губах заиграла улыбка. Да, такое решение будет наилучшим! В конце концов, его денщику и верному оруженосцу тоже положен кусок сладкого пирога!
– Ты, девушка, можешь выбирать, – ласково начал он, – либо десять плетей, либо… – Одинцов покосился на Чоса. – Ты знаешь самую длинную лестницу, которая ведет на привратную башню? На ту самую, где на пятом ярусе отведена комната для нового начальника стражи? Вот этого? – Он показал взглядом на своего оруженосца, и обескураженная девица кивнула. – Так вот, выскребешь ее от самой нижней ступени до дверей достопочтенного Чоса. А когда закончишь, он определит тебе дальнейшее наказание. – В толпе слуг раздались смешки. – Ну, что тебе больше нравится? Плети или дорога к Чосу?