– Он не поблагодарит вас за это, миледи. На самом деле вы увидите другую сторону человека, которого, как вам казалось, вы всегда хорошо знали.

– Он не причинит мне боли, – еле слышно произнесла Анаис. Убежденность прозвучала в ее тоне, когда она взглянула на мужчину, которого никогда не перестанет любить, никогда не перестанет желать видеть частью своей жизни. – Он никогда не поднял бы на меня руку в гневе.

«Только в страсти», – добавила она уже про себя.

– Теперь им управляет красный дым.

– Нет, – пробормотала Анаис, снова разражаясь слезами. – Это не так. Он – глубже и выше этого, сударь. Он – умный, чувствительный человек. Он сделал так много всего замечательного для других, включая меня саму и мою семью. Он давно стал главой семьи, кормильцем своей матери, своего отца. С младых лет он нес на плечах все бремя обязанностей и принимал эту тяжкую ношу без единой жалобы. – Нет, Вэлери, – уже кричала Анаис, сжимая руку Линдсея, – в его душе заключено намного больше, чем известно всем остальным! Я знаю это. И всегда знала. Я лишь до поры до времени пыталась заставить себя забыть об этих его качествах.

«Нас связывают крепкие узы, и они не должны оборваться. Пообещай мне, – просил он той ночью в конюшне. – Пообещай, что та цепь, которая связывает нас, никогда не разорвется».

Помнится, тогда Анаис сказала, что всегда будет связана с ним. Что ее сердце навечно будет принадлежать ему.

Сегодня днем Анаис твердила себе, что с нее хватит, что она не хочет наблюдать, как Линдсей убивает себя этим опиумом. Она пыталась убедить себя, что хочет начать жизнь заново, с чистого листа. Покончить с прошлым. Жить без Линдсея.

Это работало, о да! Всего несколько часов. До тех пор, пока Анаис не начала размышлять о своем будущем и не поняла, что каждый раз непроизвольно возвращается к думам о Линдсее. Он был кем-то неизмеримо большим, чем этот обкурившийся опиумом призрак. Да, его одолевали пороки, но под завесой ошибок скрывался самоотверженный, великодушный человек, который сделал бы что угодно для каждого, кому потребовалась бы его помощь. Мужчина, который холил бы ее и лелеял, защищал бы ее – любил бы ее – такой, какая она есть. Он был прекрасным человеком – внутри и снаружи. Анаис понимала это точно так же, как и осознавала: она никогда не смогла бы полюбить другого мужчину так, как любила Линдсея.

Он стоил борьбы, слез, душевных мук. Они через столько прошли, стали так близки! Слишком близки, чтобы поворачиваться друг к другу спиной.

«Эта цепь, которая связывает нас, никогда не разорвется, – пообещала она любимому. – Этого не произойдет, Линдсей. Клянусь».

Анаис взглянула на любимого через свои растрепавшиеся локоны и увидела, что он по-прежнему спит. Полная решимости, она прижала руку к груди, словно собирая все силы, которые у нее были.

– Вместе мы одолеем всех демонов. Ты должен в это верить. Ты должен.

Глава 27

Сквозь густую пелену тумана Линдсей услышал, как она поднялась с дивана, и шелк, мягко шурша, скатился по бархату. В завесе густого дыма до его слуха донеслось щелканье пуговиц, которые выскальзывали из своих петель. Разгоряченная кровь забурлила в венах, стоило ему представить, как платье сползает с ее тела. Шелест смятого шелка приковал все внимание, будя его страстные желания.

Сквозь поднимающиеся с трубки пары он наблюдал, как шелковое платье легко и плавно скользит вниз вдоль ее спины, к талии, потом падает на пол. Ее руки вспорхнули вверх, поднявшись над головой, и он увидел очертания ее груди, полной и мягкой, когда она надежнее скрутила свои волосы в пучок, закрепив прическу шпильками. А потом она обернулась, изящно скользнула сквозь пелену опиума и опустилась перед Линдсеем на колени. Она по-прежнему напоминала ему ангела. Вероятно, она всегда будет ангелом, его светлым ангелом.

– Я знал: если буду курить достаточно долго, ты обязательно вернешься ко мне, – прошептал Линдсей, поймав пальцем один из выбившихся из прически золотистых локонов. – Почему ты плачешь, мой ангел? – Он смахнул слезу, выкатившуюся из ее глаза.

Анаис хранила молчание. В его опиумных мечтах она никогда не произносила ни слова. Никаких разговоров. Только любовь. То, что могло быть сказано словами, красноречиво говорили их тела.

– Твои слезы причиняют мне боль. Позволь мне осушить их и заменить слезами удовольствия.

Коснувшись Анаис, Линдсей почувствовал, как ее тело сначала содрогнулось, потом смягчилось под нежным скольжением кончиков его пальцев. На ней была надета лишь тонкая сорочка – самая простая, без каких-либо украшений, – так что ничто не мешало созерцать соблазнительные груди, обтянутые нежным хлопком. Линдсей ладонью ощущал ее кожу – теплую, податливую. Сердце Анаис ровно билось под его рукой, когда он потянулся к лямочке сорочки и стянул ее вниз, обнажая молочно-белую кожу.

– Как это возможно, что ты становишься все более красивой? – спросил Линдсей, когда одна из сочных грудей опустилась ему в руку. – Как это возможно – продолжать страстно желать тебя еще больше, чем прежде?

Анаис улыбнулась, на глазах расцветая от лестных слов и заставляя сердце Линдсея ныть от острой боли. Как бы ему сейчас хотелось действительно видеть свою желанную среди этого дыма!

И все же Линдсей мог явственно ощущать аромат французских духов, которые источала Анаис той ночью, когда он впервые занимался с ней любовью. Даже сквозь опиумные пары он мог улавливать утонченную цветочную композицию, соединенную с собственным, уникальным ароматом Анаис.

Даже в затуманенном сознании всплывали воспоминания о том, как он вдыхал запах этих духов, скользя вниз по ложбинке между ее грудями. Эти сладостные образы вдохновили Линдсея, и он потянулся к подолу сорочки, потянул его вверх и медленно стащил тонкую ткань через голову Анаис. Теперь любимая была голой, полностью обнаженной перед ним, и Линдсей принялся изучать ее тело – внимательно, жадно, словно оценивал рабыню на базаре. Анаис не возражала. Она никогда не делала этого – только не в его снах.

Направляемая рукой Линдсея, Анаис покорно легла на бок, ее спина оказалась перед ним. И Линдсей рассматривал ее гладкую кожу, то, как та пылает в сиянии свечей. Он следовал за мерцающими отблесками, ведя пальцами по ее спине, потом ниже, к бедру и изгибу сочных ягодиц. Стоны наслаждения слетали с губ Анаис, убеждая Линдсея продолжать ласки, и он крепче прижал свою обольстительницу к дивану. Теперь Анаис лежала на животе, а Линдсей, будто оседлав ее, нависал сверху. Ароматный дым вылетал из его рта, и Линдсей смотрел, как серые пары обвивали ее шею и плечи, просачиваясь сквозь ее кожу. Это зрелище разгорячило Линдсея, и возбужденный член начал пульсировать, желая погрузиться в манящую расселину между ягодицами Анаис.

Линдсей провел губами по ее коже, наблюдая, как дым продолжает окутывать ее тело подобно широкой ленте серого шелка. Эта картина была столь эротичной, столь гедонистической, что Линдсей снова взял трубку, глубоко вдохнул, потом выдохнул дым. Причудливые спиральки пара поплыли над ее бедрами, лаская ягодицы и скрываясь между складками лона.