Будто прочитав мысли Линдсея, Анаис потянулась к нему.
– Я носила твоего ребенка, – робко прошептала она и, взяв его дрожащую руку, принялась водить ею по своему животу. По тому самому животу, который все еще хранил следы зарождавшейся внутри жизни.
– Нет, – пробормотал Линдсей – растерянный, почти онемевший, неспособный облечь в разумную форму мысли и вопросы. Оцепенение быстро сменилось холодным гневом, охватившим все тело. – Нет! – зарычал он громче, словно этот вопль мог уничтожить слова Анаис, стереть звук ее голоса, так и звенящий в ушах.
Веки Анаис опустились, надежно скрывая чувства, отражавшиеся в глазах. Только сейчас Линдсей заметил блестящую слезу: капелька замерцала на ресницах, потом покатилась вниз, оставляя влажную дорожку на бледной кривой щеки.
– Да, Линдсей.
Его руки задрожали, и он отпрянул от Анаис – резко, как от преданной анафеме. Нет, она не могла совершить такого, не могла скрыть от него это! Она лгала. Анаис никогда не была столь коварной, она никогда не поступила бы так бессердечно, никогда не утаила бы от него такую правду! Но стоило Линдсею поднять на Анаис глаза, увидеть потерянное выражение ее лица, заметить, как она не может выдержать его прямого взгляда, и стало очевидно: он лишь обманывал самого себя.
Анаис предала его самым жестоким образом. Линдсей медленно постигал смысл произошедшего, в его сознании беспорядочно зароились мысли за мыслями, возражения за возражениями. Сомнения мелькали в голове, пока он окончательно не утратил способность рассуждать здраво.
Линдсей поднялся, пошатываясь от гнева и шока. Он был горько разочарован, ранен в самое сердце женщиной, которая, как он думал, просто не способна на лицемерие.
Линдсей воззрился на нее, отказываясь верить в то, что услышал и увидел. Он обхватил голову руками, пальцы вцепились в волосы, сжимая пряди в кулаки – все сильнее и сильнее, словно эта боль могла прояснить разум, заглушить звук голоса Анаис. «Нет, нет, нет, этого просто не может быть!» – настойчиво стучало в висках.
– Линдсей, скажи хоть что-нибудь…
– Все это время, – произнес он тихо, еще не оправившись от потрясения, – я представлял каждую деталь этого ада: ты с Броутоном, любишь его, даришь ему свое тело… но ты не делала этого. Этого не было…
Линдсей осекся и замер, ужас произошедшего вдруг пронзил его сознание.
– Ты скрыла от меня это. Почему?
– Ты бросил меня!
– Нет! – взревел он. – Я искал тебя. Я был у тебя дома. Потом отправился в Лондон. Но меня прогнали, не дав возможности увидеть тебя. Я пытался, Анаис, пытался найти тебя! Пытался попросить прощения. Когда ты поехала во Францию, я бросился следом. Я неделями искал тебя!
Лицо Анаис побледнело.
– Так ты для этого покидал страну?
– Чтобы найти тебя! Ее пальцы взлетели вверх, ко рту, и опустились на дрожащие губы.
– Я… я не знала этого, не думала, что ты бросишься следом. – В глазах Анаис отразился ужас. – Я думала, ты уехал за границу, чтобы порвать со мной.
– А почему я не должен был последовать за тобой? Боже, Анаис, я любил тебя! Я хотел жениться на тебе. Я говорил тебе об этом тогда, той ночью в конюшне.
– Я не собиралась… – Анаис осеклась и снова оперлась рукой о край туалетного столика, чтобы не упасть. – Я потеряла веру в тебя, Линдсей. После того как застала тебя с Ребеккой… я… я не могла тебя больше видеть. Неужели ты не понимаешь? Этого… этого не должно было случиться. О боже, все могло бы быть совсем по-другому…
Отчаянное рыдание, вырвавшееся из груди Анаис, поразило Линдсея в самое сердце. Вдруг замерев на месте, он посмотрел ей в глаза, ощущая, как ясность мысли наконец-то начинает прогонять из головы хаос.
И недоверие моментально сменилось нарастающим ужасом.
– Где ребенок? – буквально завопил Линдсей, окончательно утратив способность управлять эмоциями и бурлящим гневом, который грозил в любую секунду извернуться, подобно вулкану.
Анаис вздрогнула и прижалась обнаженным телом к стене. Ее голова безвольно упала вниз, лишая Линдсея возможности встретиться с Анаис взглядом. Что же она сделала с его ребенком?
Вне себя от праведного ужаса, Линдсей бросился к Анаис и схватил ее за плечи:
– Черт возьми, Анаис, что ты наделала? Где ребенок?
– Она в безопасности.
Не в силах совладать с эмоциями, Линдсей невольно отпрянул. «Дочь… отец…» – потрясенно завертелось в его голове. Он растерянно обвел взглядом комнату – окончательно сбитый с толку, шокированный. Анаис родила его ребенка – его дочь…
Анаис заскользила вдоль стены, оказавшись у груды белья, которое Линдсей небрежно бросил на пол. Ожидая объяснений, Линдсей безмолвно наблюдал, как она встала на колени и схватила сорочку, тут же прикрыв свои пышные груди и плодородный живот.
– Что ты сделала с нашей дочерью? – придушенным шепотом спросил он. Черт ее возьми, у него был ребенок – ребенок, которого она спрятала от него! Линдсей имел право знать. Имел право быть отцом, заявить свои претензии на эту крошку – дочь, о существовании которой даже не подозревал.
– Тебе не стоит волноваться. Она в безопасности и любима.
Паника уже крепко держала его за горло, и он снова схватил Анаис, прогремев:
– Что ты имеешь в виду?
– Я позаботилась о ней… я… – Анаис отвела взгляд и шмыгнула носом сквозь слезы. – Ты, разумеется, понимаешь, что я… я не могла оставить ее.
С криком ужаса Линдсей выпустил ее, отбросив от себя.
– Что ты сделала? – спросил он тихо, едва шевеля губами от страха.
– Одну-единственную вещь, которую могла сделать незамужняя женщина, оставшаяся одна с ребенком.
– Я хотел жениться на тебе… – вымучил из себя Линдсей, – я хотел тебя… Я бы так ждал этого ребенка! Я бы не бросил тебя, Анаис. А ты скрыла от меня это, когда я так отчаянно пытался разыскать тебя!
Она зарыдала, закрыв лицо руками:
– Я не знала об этом!
– Где мой ребенок? – взревел он, чувствуя, что окончательно теряет контроль над гневом и болью, которые пронзали грудь, будто ножом.
– Ты не понимаешь… у меня не было выбора… Мне пришлось принять решение, и сейчас слишком поздно… нельзя изменить то, что уже сделано.
Эмоции захлестывали Линдсея, рвали его душу на части, лишая способности проявлять то, что хоть отдаленно напоминало бы здравый смысл. Он был смущен, потерян. Голоса, звучащие в голове, насмехались над ним, словно злобные критиканы, которые освистывают актеров из театра Друри-Лейн.
«Броутон и эта девчонка Дарнби кое-что от тебя скрывают», – снова и снова слышал Линдсей резкий голос отца. Эта фраза неустанно звучала в ушах, словно проклятая мантра.
– Итак, ты отказываешься мне отвечать? – недоверчиво осведомился Линдсей. – Выходит, мне непозволительно даже узнать о судьбе ребенка, не так ли? Значит, у меня нет никаких прав?