Диана резко втянула в себя воздух и вернула руку на руль.
— Юная леди, ты сейчас же, сию же минуту расскажешь мне, что случилось.
Она не ожидала, что ее требование вызовет со стороны дочери такую ярость.
— Нет! — закричала Эмма и спрятала лицо в ладонях. — Ты меня не заставишь! Никто меня не заставит!
Девочка заметалась внутри машины, и Диана испугалась, что она случайно дернет ручку дверцы и на полном ходу выпадет наружу. Только сейчас она заметила, что Эмма не пристегнулась.
Диана перегнулась и ухватила холодную, как маленький пистолет, пряжку на ремне безопасности. Эмма отбивалась, словно мать пыталась надеть на нее смирительную рубашку или накинуть ей петлю на шею. Ногой, обутой в белую парусиновую туфлю, она пинала перчаточное отделение, пока крышка не открылась и все его содержимое — карта, упаковка тампонов, сервисная книжка — не вывалилось на пол, на кучу Эмминых вещей.
Диана бросила взгляд на полураскрывшуюся карту, похожую на покалеченную ногу, всю, как в венозных узлах, в пересечениях шоссейных дорог.
Калифорния.
Карта лежала в перчаточном отделении с прошлого лета, когда они ездили на Запад.
Диана выпустила серебристую пряжку ремня, ухватилась за руль и, глядя прямо перед собой, поспешила домой…
Долина Смерти в Калифорнии. Она никогда не забудет…
Долгие жаркие переезды сквозь белую пыль и тревожное чувство, что ты уже бывал здесь раньше. Впрочем, говорят, его испытывают многие. Слишком много фильмов здесь было снято, и Диана наверняка видела какие-то из них, даже если не помнила, о чем они.
За окном было градусов пятьдесят, но в машине при работающем на полную мощность кондиционере приходилось сидеть в свитерах. В зеркале заднего обзора (за рулем был Пол) Диана видела Похоронные горы, круто, почти вертикально вздымавшиеся над пустыней.
Ей понравилась Долина Смерти, ее необъятные просторы, — самое смелое воображение не способно выдумать ничего похожего. Едва они подъехали ближе к океану, где ландшафт Калифорнийской пустыни постепенно уступает место сочной и пышной прибрежной растительности, Диана начала тосковать по бесконечной безлюдной равнине, которую они только что покинули.
У одной из подружек никогда не было мальчика.
Зато за несколько лет до этого она видела Христа. Она сидела на скамье в церкви, куда ее взяла с собой мать, и у самого алтаря заметила стоящего на коленях Иисуса со сложенными на груди руками. Его каштановые волосы длинными прядями падали на спину. Одет он был в белую, изорванную рубаху. Девочка не сомневалась, что это Иисус, потому что появился он внезапно и постепенно становился все более призрачным, пока не исчез совсем.
Сразу после этого мать перестала водить ее в церковь. Ей не нравилось, что дочь проводит слишком много времени с молодежными религиозными группами. Однажды утром в воскресенье она спустилась за ней в церковный подвал и обнаружила ее в компании еще семи подростков. Они сидели на спортивных матах, взявшись за руки, и рыдали в голос. Одна из девочек, постарше других, очевидно, пребывала в трансе: закатив глаза, она что-то быстро говорила на неведомом языке.
Интерес к мальчикам пробудился в ней совсем недавно. Ей казалось, что тело у нее горит. Она стала думать о Нейте Уитте, или об одноруком пареньке из закусочной «Бургер Кинг», или об одном мальчике из колледжа, которого случайно встретила в городе у французской кофейни…
Все ее одноклассницы давно расстались с девственностью. Но как же быть с душой? Она все чаще ловила себя на мысли, что душа — это некая досадная помеха, угнездившаяся где-то чуть выше желудка и вечно зудящая. И еще она начала подолгу размышлять о том, что такое грех. Ей приснилось, что в изголовье ее кровати стоит старик с жесткой морщинистой кожей и взвешивает на весах ее провинности.
Добрые дела оказались невероятно легкими, словно были сделаны из белого пенопласта, в который при перевозке пакуют хрупкие вещи.
Зато грехи, похожие на разбухшие красные плоды, перезрелые и кое-где треснувшие, были увесистыми. И хотя добрых дел и грехов было примерно поровну, последние потянули чашку весов вниз и начали вываливаться на пол спальни. Старик только посмеивался.
Больше всего на свете ей хотелось очиститься, отмыть тело, как моют стеклянные бутылки. Если бы нашелся кто-нибудь, кто помог ей в этом. Ей нужно крещение…
— Пойдем сегодня в «Баскин-Робинс», — предложила подружка.
Днем они смотрели какие-то неизвестные сериалы, гадая, что за проблемы занимают главных героев. Кондиционер работал в полную силу, но только гонял по квартире жаркий воздух.
— Мятные шоколадные чипсы! — провозгласила одна, выпрямилась на кушетке и потянулась.
— Французская ваниль, — подхватила вторая.
И, нажав на кнопку на пульте, выключила телевизор.
Диана вела машину, хотя ее всю трясло. Эмма больше не плакала, только изредка всхлипывала тихонько.
Свернув к дому, Диана облегченно вздохнула — Пол, как всегда, ждал их на крылечке. Он радостно помахал им рукой, но Эмма даже не пошевелилась, по-прежнему напряженно уставившись в окно. Диана с трудом заставила себя махнуть мужу в ответ. В мозгу упорно стучало «дура-дура-дура», словно кто-то внутри нее гонял это глупое, но противное слово туда-сюда.
— Иди в свою комнату, — не зло, но твердо сказала она Эмме, и дочка, выпрыгнув из машины, побежала к черному ходу, бросив валяться на полу ветровку, рюкзачок и Бетани Мэри Энн Элизабет вместе с содержимым перчаточного отделения.
Диана услышала, как затянутая сеткой дверь хлопнула резко, словно пощечина.
Выбираясь из машины, поставленной слишком близко к стене гаража, она втянула живот и подобрала подол белого платья, хотя не сомневалась, что на ткани все равно останутся грязные следы. В гараже было темно, пахло сосной и плесенью. Диана задела грабли, издавшие тонкий дребезжащий звук, и на зубах у нее появился металлический привкус. Она подняла грабли и прислонила их к выступающей гаражной балке.
На улице от яркого света у нее заслезились глаза — все никак не соберется купить темные очки, — и, шагая к крыльцу, где сидел Пол, она терла веки. Прошла мимо ромашек, которые, не мигая, смотрели прямо на солнце. Воздух над цветами был насыщен пыльцой, и, нечаянно вдохнув ее, она закашлялась.
Пол поднялся ей навстречу. Он стоял, сунув руки в карманы штанов цвета хаки, покусывал кончик усов и тревожно поглядывал на Диану.
Явно понял, что что-то не так, но почему-то не спешил ее расспрашивать… Диане не понравился его вид — не то испуганный, не то виноватый.
— Все в порядке?
Он робко смотрел на Диану, приподняв плечо, словно ждал пощечины и пытался защитить лицо.
Диана медленно обвела его взглядом. Прокашлялась, прочищая горло от сладкой и ядовитой цветочной пыли, и сказала: