Когда она отключилась, Калинова вдруг осенило. А в самом ли деле она выполняла редакционное задание? Может, просто вынюхивала, как он выглядит?
Он связался с Милбери:
— Рэн! Мне бы хотелось знать, получала ли некая Лоренсия Нейпир, корреспондент «Всемирного сексуального журнала», задание взять интервью у меня и моей семьи.
— Будет сделано, шеф! Полагаешь, проверяют, как сказывается давление?
— Не удивлюсь, если ты окажешься прав.
* * *
В семнадцать часов принтер отшелестел: «Напоминаем — прошел второй день. Торопись!» Послание было отправлено из Вены.
* * *
Маму-два обхаживала вся семья. Ей помогали спускаться и подниматься по лестнице, ей рассказывали стихи и сказки, ее даже к кухне не подпускали. В конце концов она возмутилась:
— Вы со мной словно с грудным младенцем!
— Ой! — воскликнула Сельма. — Да я бы согласилась, чтобы вокруг меня так всю жизнь бегали.
Впрочем, возмущение Марины было наигранным, в глубине души она испытывала удовольствие. Даже согласилась не выходить несколько дней за пределы усадьбы. Тут, правда, помог Зуев. Он был так красноречив, так настойчив, что восхищенный Калинов мысленно аплодировал. «Вы же понимаете, дорогая, все мы только добра хотим и вам, и вашему ребенку. Два-три дня без купания в естественном водоеме вам не повредят. — И так далее… — Если же вы будете плохо себя вести, я снова заберу вас в клинику». Последняя угроза, по-видимому, оказалась наиболее действенной: Марина смирилась.
За ужином все были милы и внимательны друг к другу. Даже Сережка ходил по струночке. И только Калинов замечал тревогу, скрытую в глазах примы. В отличие от остальных, он слишком хорошо знал Виту, чтобы не заметить этой тревоги.
После ужина ему позвонил Петер Крайчик, поинтересовался, что Калинов решил, будет ли баллотироваться. Пришлось отбрехаться, что еще раздумывает, что шаг чрезвычайно серьезен и с бухты-барахты подобные шаги не делаются. Крайчик нарисовал на физиономии понимающую мину, согласно кивал головой. Но времени на окончательное решение дал всего два дня. «Семь бед — один ответ», — подумал Калинов.
— Скажите, Петер, — начал он, — как ваша партия относится к разводам в среде полигамных семей?
Вопрос, похоже, удивил Крайчика. А возможно, и насторожил. Во всяком случае, ответил он следующим образом:
— К разводам наша партия относится нормаль но. Порой развод — такая же жизненная необходимость, как и брак. Но к разводам политических деятелей мы относимся отрицательно. Политик не имеет права совершать ошибки ни в юности, ни в старости!
Калинов в душе чертыхнулся. Неужели этот партдеятель что-то заподозрил?.. Однако если «этот партдеятель» и заподозрил что-то, виду он не подал. Ничего не добавил, ничего не спросил. Обменялись десятком ничего не значащих фраз и тепло распрощались.
Отключившись, Калинов задумался. Подумать было о чем. Он уже являлся когда-то членом Совета Планеты, давно, еще в первой жизни. Возможности члена Совета были велики… Но и внимание к нему велико, особенно со стороны прессы. А интерес к кандидату в члены Совета даже выше, чем к уже избранному. Время ли сейчас подвергаться такому интересу? Он решил подождать два дня и отказаться. Не подходящий ныне этап в жизни для подобного выдвижения. Вместо стремительного взлета может получиться не менее стремительное падение. Без надежды когда-либо подняться. Ведь он даже не уверен, что ему удастся сохранить семью. Как бы не пришлось с одной из жен расстаться…
Глядя в потемневший экран тейлора, он вдруг поймал себя на том, что впервые сформулировал эту мысль. Еще неделю назад ему и в голову такое не могло прийти. Он никогда не видел себя иначе, чем мужем Виты и Марины. Боже, неужели он поддастся на шантаж банды каких-то сволочей?! Да ни в жизнь! Им его не запугать — не в таких переделках бывал!
Разделавшись таким образом со своей тревогой, он отправился к Марине.
Секунда уже была уложена в постель. Обрадовалась, потянулась к нему. Его всегда удивляла эта ее способность — радоваться ему, как в первые дни знакомства, как невеста радуется жениху. Но кто был бы против такой радости!..
Он посидел с ней. Говорили о всякой чепухе. За дверью Вита разгоняла детей по спальням.
— Ты меня не бросишь? — спросила вдруг Марина. Калинов чуть с кровати не упал, захотелось заорать на дуру, затопать ногами, застучать кулаком…
Спросил тихо:
— Разве у тебя есть причины задавать мне такой вопрос?
Марина тряхнула черной гривой, улыбнулась мягко:
— Нет у меня причин, но скажи: ты меня не бросишь?
— Никогда! — прошептал Калинов, и она снова расцвела, от удовольствия зарделась маковым цветом, прижала его ладонь к своей щеке.
Когда дыхание ее стало ровным, Калинов осторожно высвободил ладонь, переключил кондиционер на ночной режим и вышел, осторожно прикрыв дверь.
Дом был объят покоем. Дети если и не спали в своих комнатах, то вели себя тише воды ниже травы. Идти купаться сегодня не было никакого желания, но Калинов решил не поддаваться слабости. Виты внизу не оказалось — наверное, уже легла.
Вечер опять был хорош: метеослужба плевала на проблемы Калинова и не собиралась приводить погоду в соответствие с его настроением. Над поселком со стороны Борисовой Гривы проплыл флаер, Демонстрируя знающим, что охрана не дремлет. Калинов прошел по саду. Наземные посты были уже сняты.
Искупавшись, он зашел к приме. Вита еще не спала, встретила его холодновато. Во всяком случае, неуемной Марининой радости у примы не наблюдалось.
Спросила озабоченно:
— Тебя что-то беспокоит еще?
Калинов с легкомысленным видом помотал головой.
— Похитители так ничего и не потребовали?
— Нет… Сам не пойму, чего ради было организовывать такое похищение, рисковать свободой.
Вралось легко, как в каком-нибудь профессиональном деле, но Вита, похоже, верила не очень. Впилась мужу в глаза долгим взглядом. Калинов взгляд выдержал, даже не моргнул.
— Странно ты на нас смотрел сегодня за ужином.
— И в чем выражалась эта странность?
— Как будто сравнивал.
— Да я же всегда так смотрю. Не могу понять, кто мне больше нравится. Иногда та, с кем сегодня спать, иногда та, с кем спал вчера.
— Нет. — Вита опустила глаза. — Так, как сегодня, ты на нас смотрел, когда женился на Маринке. Тогда я все время чувствовала, что ты нас сравниваешь. Скажи, ты меня не бросишь?
О господи!!! Калинов чуть вслух не выругался.
— Никогда! — сказал он тем же тоном, что и час назад.
— Правда?
Вместо ответа он сжал ее в объятиях, стараясь вложить в ласку как можно больше страсти. Но, наверное, не сумел, потому что она очень мягко, но настойчиво отстранилась.