Он не был одинок, Круг. В разных местах земли стояли ему подобные. Никто не знал, кто поставил их, но где бы ни находился Круг и как бы он ни выглядел – как кольцо состриженной травы в высоком ковыле, или как частокол грубо обтесанных камней, или как воронка медленно вращающейся воды в океане, гасящая волны и никогда не покидающая своего места, все эти Круги были священным местом для Лесных, Полевых, Морских и прочих созданий.
Но потом появились Эти. Они были двуноги и почти разумны. Они в чем-то походили на Лесных, хотя и не были так разнообразны, как Лесные. Они носили одежду из шкур, они разводили костры, ютились в пещерах и шалашах, они охотились и собирали съедобные коренья. Они не мешали Лесным, и Лесные относились к ним как к младшим братьям. Они знали, что Эти со временем станут новыми хозяевами земли, вместо ушедших прежних, которые ушли так давно, что их не помнили даже самые древние Лесные. Так повелел Создатель, и никто не в силах был повернуть вспять новый Прилив. Только Круг стоял, и смотрел, и учился. Он был в стороне от всего, этот Круг. Он не менялся.
Эти звались ЛЮДЬМИ. Вначале они не слишком отличались от прочих созданий природы. Они знали о существовании Лесных духов, они боялись их, они поклонялись духам и просили у них помощи перед охотой. Лесные, конечно, не помогали им, но и не мешали. Люди тогда не были такими слепыми и глухими, как сейчас. Настоящая красота трав и ночные фонарики цветов, песни облаков в небе, шум сока в стволах берез, речь птиц и зверей – все это еще было для них доступным. Люди тогда не ссорились, с миром, что окружал их, и не убивали из злобы.
Но это длилось недолго. Люди оказались совсем не такими безобидными, какими казались вначале. Они и вправду почувствовали себя хозяевами. Только все дальше человек уходил от природы. Не сиделось ему спокойно. Не лежалось, не елось, не дышалось. Человек был дьявольски изобретателен. Постоянно придумывал он что-то новое – топор, колесо, плуг, горшки из глины. И чем больше новых предметов-рабов окружало его, тем меньше зависел он от природы. И тем меньше желал считаться с ней. Люди изменились. Чувства мешали им, и люди обесчувствели. Они даже перестали слышать мысли друг друга! Они придумали речь для того, чтобы общаться друг с другом. Они грубо перекрикивались на своем некрасивом языке. Странно поступил Создатель. Отдал мир во власть созданиям, которые меньше всего этого заслуживали. Все, что теперь интересовало людей, – это еда, хмельная выпивка, тупое спаривание. Деньги. И конечно, жажда крови. Ничто так не возбуждало людей, как убийство. И когда надоедало им убивать все живое, что попадалось под руку, люди начинали убивать друг друга. Это называлось ВОЙНА.
Не было ничего бессмысленнее и страшнее этого слова.
А Лесные? Что же они? Они спрятались. Каждый из них в отдельности был сильнее любого человека, намного сильнее. Но людей было так много. Они плодились с жизнерадостной жадностью, они занимали все больше места на земле. И они были опасны. Они не оставляли на земле места никому, кроме себя. Они жгли леса, и дриады с жалостными криками погибали, не в силах уйти из места, предопределенного им судьбой. Они осушали болота, торфяной дым стелился по низинам и убивал все живое, в том числе волосяников и кикимор. Они меняли направления рек, и водяные зарывались в ил, чтобы переждать напасть, да так и засыпали там навеки. Лесные духи жили долго, почти вечно, да только убить их было не так уж и трудно. Все меньше оставалось их на земле, и природа начала чахнуть без своих пастырей.
Иногда лесные духи выходили из себя и начинали пакостить людям. Да только толку от этого было мало, оборачивалось это всегда во вред Лесным. Случались в истории и такие Лесные, которые, завидуя людям, вселялись в их тела. И тоже ничего хорошего из этого не выходило. И не люди из этого получались, и не нелюди. Конечно, могли такие оборотни многое – такое, о чем обычным людям и не мечталось. Могли они и мысли читать, и других заставлять выполнять свои прихоти, и исцелять, и повелевать неживыми предметами, а порою летать и проходить сквозь стены. Да только не было покоя в душе таких людей. Жили они долго, нечеловечески долго, и мыкались по всему свету, не находя пристанища среди других человеков. Боялись их люди, отвергали и не считали за своих. А порою и сжигали на кострах за черную магию и ведовство.
Лека была таким человеком.
Она еще не знала этого. Догадывалась, конечно. Но пока отказывалась знать.
До вечера, Лека. До полуночи. До красной луны.
* * *
Леке было холодно. Она шла по ночному лесу, по плотоядно чавкающему болоту. Ненадежные волосатые кочки нервно вздрагивали, когда она наступала на их спины. Страшно ли было ей? Да. Она знала, что возвращается домой, но она не чувствовала, что кто-то ждет ее дома. Наоборот, она ощущала чье-то чуждое присутствие. Так бывает, когда человек годы не был дома, жил где-нибудь за границей. Все это время он тосковал по родине, лелеял воспоминания о ней в своей душе. И вот он возвращается, руки его дрожат, когда он возится с ключом и никак не может попасть в замочную скважину. Он говорит себе, что его трясет от радости, но он уже прекрасно знает, что это – не радость, а растерянность и страх. Здесь уже все не так. Здесь все так переменилось за те годы, когда он отсутствовал, жил другой жизнью. Другие люди на улицах, другие взгляды, другой разговор, другие газеты и магазины. И вот, наконец, скрипит и отворяется дверь, и человек видит, что квартира его не пустовала. Кто-то жил здесь. Кто-то заставил пустыми бутылками из-под бормотухи всю кухню. Кто-то нагадил в прихожей. Кто-то разрезал ножом чехлы на его старинных креслах, разбил люстру, нацарапал на портретах его предков похабные слова и рисунки.
Человек медленно опускается на пол и сидит в прихожей, рядом с кучкой дерьма, и держится за сердце, и нашаривает рукой в кармане валидол. Ему плохо, этому человеку. Он вернулся домой.
Лека возвращалась домой. Почему никто ее не встречает? Почему никто не радуется ее возвращению? Почему мотыльки-феи не порхают вокруг нее и не освещают путь маленькими фонариками? Почему она идет одна, голая, замерзшая, под немигающим глазом кровавой луны, нашаривает во тьме ногой опору в склизком болоте и боится зверей? Это нечестно со стороны тех, кто позвал ее. Это просто свинство.
Что-то было не так. Что-то изменилось в сценарии. Лека знала, что так поступить с ней не должны были.
Ей должны были дать одежду.
Что-то там случилось плохое.
* * *
Кругу было плохо. Много бед видел он в своей долгой жизни, но такую – никогда.
Круг не мог защитить себя. Его всегда защищали Лесные духи, но они оказались бессильны перед Этим. Он осквернил святыню. Такова была его роль – осквернять места, священные для других.
Лека вступила на траву Круга – такую жесткую с виду и такую мягкую, добрую, беззащитную на самом деле. Лека растерянно оглянулась – что произошло здесь? Боль, живая боль еще висела в воздухе. Здесь произошло настоящее побоище. Лесные ждали ее. Но не дождались. Кто-то напал на них. Кто-то разорвал их на клочья, разметал по полянке Круга. Лека не знала (не помнила?) как умирают Лесные, как чувствуют они боль. Но зрелище было ужасным. Остатки, ошметки тел, больше похожие на ломаные сучья, из которых сочится желтоватая кровь, на клочки лишайника, истекающие зеленой слизью, вдавленные в землю оторванные головы – безобразные на человеческий взгляд, шишковатые, зубастые, с мертвым застывшим недоумением в зеленых выпученных глазах. Все это медленно таяло, превращалось в призрачный туман и разметывалось ночным ветром. Лесные не оставляют никаких следов после своей смерти. Когда дух их умирает, непрочные тела их, так не похожие на все, что существует на этой земле, исчезают без следа.