– Слушай, Валер, – быстро зашептал Демид, – давай по делу. Я отсюда свалю. Свалю, как только разберусь с моей любимей подружкой. С Оленькой Игоревной. Я, понимаешь ли, любознательный очень. Любопытно мне, за что это меня, ангела такого, убить хотят? И пока я с ней тет на тет не побеседую, покою мне все равно не будет. Ты узнал, где она живет?
– Узнал кое-что, – буркнул Антонов неохотно.
– Мы сходим к ней в гости. Чайку попьем, покалякаем. Может, и расскажет нам что-нибудь интересненькое.
– Кто это – мы?
– Мы с тобой, друг мой любезный Валера. Вдвоем. Вдвоем по бабам шляться всегда сподручнее. Ты на гитаре играешь, я анекдоты травлю. Не так страшно.
– Никуда я не пойду! – Смотрел Антонов затравленно. Боялся он все-таки Демида, боялся. – Сдурел ты, Коробов. Нет, с меня довольно. Ты просто неуемный какой-то! Не хочу я, чтоб шлепнули меня. И в тюрьму на старости лет мне садиться не хочется. В конце концов, пенсия у меня есть. Работу тоже, глядишь, найду, жизнь свою налажу. У меня, Дема, можно сказать, жизнь только начинается. А ты мне ее испортить хочешь.
– Ты ее сам себе испортил. – Демид посмотрел в глаза Антонова, и тот понял все. – Испортил тем, что пожалел меня. Испортил тем, что не стерпел несправедливости, воспротивился злу. Испортил тем, что ты слишком честный человек, Антонов. И никуда тебе не деться, Антонов. Ты уже записан там, в золотой книге Небес. Ты пойдешь.
Антонов уже знал, что пойдет.
* * *
– Вот, это он! Мужик тот самый, с которым Фоминых живет! – шепнул Антонов Демиду.
Они стояли у входа в некогда преуспевавший НИИ. Теперь институт едва дышал и, чтобы оставаться на плаву, сдавал в аренду все помещения, которые только можно было сдать. Здесь было все: стоматологическая частная поликлиника, автомастерская, склад рубероида, магазин, в котором можно было купить любые прокладки – от женских до сантехнических, газетный киоск, цех по сборке компьютеров и офисы, офисы, офисы. А еще здесь был спортивный зал. Зал для культуристов, где поднимали они свои никелированные железки, с вожделением глядя на развешанные по стенам портреты Ли Хейни, Арнольда Шварценеггера, Корины Эверсон и прочих Мистеров Олимпий и Миссов Олимпш. В зале этом тренировался человек, который сожительствовал с Фоминых Ольгой Игоревной, следователем, старшим лейтенантом юстиции.
Больше об этом человеке не было известно ничего. А в данный момент он довольно быстро передвигался в направлении автобусной остановки, и Антонов с Демидом едва успевали за ним. Человек этот был чуть ниже среднего роста, сложения, судя по размеру кожаной куртки, довольно крепкого, прическу имел короткую и энергичную, но, впрочем, ничуть не «бычью». Выглядел он в общем-то весьма приятно. Дема успел даже на секунду увидеть его лицо. Довольно симпатичное лицо, даже юное. Фоминых жила с человеком, который был моложе ее лет на десять.
Демид и Антонов втиснулись за парнем на заднюю площадку автобуса, набитого, как обычно, до полной невозможности. Дема даже оказался прижат к спине и ягодицам преследуемого объекта, отчего объект брезгливо сморщился, заелозил плечами и продвинулся дальше в толпу, состоящую из людей менее отвратных, чем Демид. Через десять минут парень вышел на улицу, и новоявленные филеры выскочили за ним. Народу было довольно много, и они успешно проводили его до самого подъезда, не рискуя быть замеченными.
Дальше произошла заминка. Фоминых жила на четвертом этаже высокого панельного дома. Подниматься вместе с парнем на лифте? Бить его по башке, искать ключи, открывать железную дверь квартиры Фоминых? Слишком шумно для шести часов вечера, когда все возвращаются домой, выносят мусорные ведра и курят на лестничных площадках. Слишком заметно.
– Вот что мы сделаем, – сказал Демид. – Мы вернемся сюда попозже. Часика в два ночи. Мы возьмем их тепленькими. В постельке. Я залезу в форточку и открою тебе дверь. Ты войдешь в дверь как человек, Антонов. Разве это не приятно?
– А сумеешь? – Антонов чесал в затылке, глядя снизу на открытое окно кухни Фоминых. – Высоко все-таки. И уцепиться не за что.
– Сумею, – сказал Демид. – Ну; может, упаду пару раз, сломаю себе пару ребер-рук-ног. Но своего добьюсь.
* * *
Дема скромничал. Что-что, а залезть в открытое окно на четвертом этаже не составляло для него никакого труда. Может быть, в нем и вправду пропадал талант домушника? Он спрыгнул с подоконника беззвучнее, чем кошка. Он прошел в прихожую и открыл замок – стандартный, знакомый до последнего винтика. Он открыл дверь и впустил Антонова.
Слава Богу, у Фоминых не было собаки. Сейчас не было. Раньше здесь жила собака – Дема чувствовал это по запаху. Огромная, очень опасная собака. Но Демид убил эту собаку не так давно. Новую собаку Фоминых завести не успела.
– Ты готов? – шепнул Демид.
– Да.
– Ты запомнил, что теперь тебя зовут Боба? В целях конспирации.
– Да.
– Vamos, amigo. Vamos. [Пойдем, дружище. Пойдем (исп.).]
Прежде чем включить свет, Дема провел рукой по тумбочке у изголовья кровати. Ну да, конечно, там был пистолет. Фоминых, как истый профессионал, не хранила его под подушкой. Очень неудобно лезть рукой под подушку, когда у тебя всего полсекунды времени. Только на этот раз Фоминых нарвалась на еще большего профессионала.
Эти двое спали обнявшись, тихо сопели в темноте. Навозились, должно быть, достаточно, вдоволь назанимались любовью. Все одеяла сбили, всю простыню скомкали. Обнаженные округлости Фоминых высовывались из-под одеяла, соблазнительно блестели при свете луны. Очень даже хорошая попка. Как у девочки. В форме себя держит эта ведьмочка. Жаль, что такой гадиной оказалась. А этот, сожитель Ольгин, спрятался под одеялом с головой. Ну и славно. Чего на них, голых мужиков, смотреть? Ничего интересного.
Фоминых застонала во сне и вдруг широко открыла глаза, уставилась на Демида, наклонившегося над ней.
– Включай, – сказал Демид.
Антонов у двери щелкнул выключателем. Рука Фоминых метнулась к тумбочке, но там уже ничего не было.
– Пушка твоя у меня в кармане, – сообщил Демид. – От греха подальше.
Фоминых застонала болезненно, закрыла глаза руками от яркого света, съежилась. Зато человек, который лежал с ней под одним одеялом, вдруг ожил. Он выпрыгнул, как чертик. Он бросился на Демида. Он был удивительно мощным и красивым, этот человек. Он весь состоял из одних мускулов. Он был голым и бронзово-загорелым. Только он не был мужчиной.
Демид сделал нырок в сторону, не глядя – удар костяшками открытой ладони. Человек влепился в стену, Демид схватил его за руку, вывернул резко, так что человек взвыл нечеловеческим голосом. Демид стоял за спиной человека, держал его руку, обхватил его твердый, без капли жира, живот, прижался к заднице его в интимной тесности.
– Боба, – сказал он, – а ну-ка, посмотри, что там у него между ног?