– А, – понимающе кивнул пограничник. – Братья Ульт – фирма известная. Семейные дела, наследства, да? Пистолет покажите, пожалуйста…
Брадден послушно распахнул сумку и продемонстрировал кобуру с недорогой гражданской мухобойкой. Офицер поставил на разрешение маленький красный штампик, пожелал счастливого пути и отвернулся к следующему клиенту. Поддельный паспорт на имя несуществующего в природе судебного крючка исчез в кошеле, затерявшись там среди платежных карт и водительских документов все того же почтеннейшего Виро Вайли.
Огромные окна зала второго класса плеснули по глазам оранжевым закатом. Брадден посмотрел на часы – вот-вот объявят посадку, и присел на жесткий пластиковый стул у стены. Компания клириков, что ехала с ним на третий этаж, уже ждала у закрытых пока дверей, ведущих к пассажирскому хоботу.
За наклонным стеклом величаво проплыл киль поданного на посадку лайнера, и почти сразу под потолком залаял репродуктор, объявляя минутную готовность. Брадден встал, размял спину – дурацкий дешевый стул имел на редкость неудобную спинку, – и увидел, как раскрылись двери переходного хобота. Все находившиеся в зале зашевелились, возбужденно захихикал чей-то ребенок, очевидно, уже измученный долгим ожиданием своего первого полета. Священнослужители благоразумно пропустили вперед себя небольшую группу вдребезги пьяных студентов, и скрылись в желтом полумраке. Брадден подождал, пока к самолету прошествует мамаша с восторженным сынишкой, одышливые супруги, загруженные какими-то тюками, и шагнул наконец на чуть пружинящий под ногами пластик. Хобот шел вниз; из глубины уже доносилась характерная возня рассаживающихся пассажиров.
По соседнему хоботу, ведущему в первый класс, спускался Каннахан Уэнни.
Место Браддена оказалось в середине салона. Он загрузил свою сумку в багажное отделение над головой и устало опустился в продавленное плюшевое кресло.
«Ужин предложат минут через десять после взлета, – подумал он, – а то и позже. Паршивая штука, надо было все-таки закусить как следует дома, того и гляди живот схватит… Как бы обратиться при случае к Андрею – неужели у меня все идет к язве? Они, наверное, вылечат без операции…»
Сзади чмокнула, закрываясь, входная дверь.
– Почтеннейшие пассажиры… – мягко заурчал в динамиках голос командира корабля.
Сидевший перед Брадденом человек вдруг встал, оказавшись один из тех самых клириков, – и потянулся к багажному отделению. Его правый рукав скользнул вниз, обнажив широкое, густо поросшее рыжим волосом запястье, украшенное очень давней, полурасплывшейся татуировкой: алый змей обвился вокруг синего якоря.
Брадден прикрыл глаза. В голове привычно распахивались и тут же захлопывались мириады ящичков профессиональной картотеки. Щелк… щелк, щелк! Где я это видел? Где?
В хвостовой части самолета загудели турбины.
Щелк!.. Якорь и змей!
Хабуран, морская пехота! Алый змей – символ офицерского чина, его колют выпускники кадетского корпуса.
Лайнер тронулся с места.
Когда-то давно, в благополучные для Раммаха годы, эти ворота открывались автоматически, о чем свидетельствовали ржавые рычаги, все еще тянущиеся к высохшим гидроцилиндрам по обеим сторонам ворот. С тех славных пор прошло немало лет, аэропорт давно уже отрезали от электросетей, а сами сети почти по всей стране разобрали за ненадобностью. Дохленький дизель-генератор в аэропорту все же имелся, но подключать его к каким-то там воротам никто бы не стал, поэтому открывать их пришлось босоногому служащему в длинной облезлой куртке.
Не оглядываясь на мертвые окна пассажирского терминала, Ланкастер подъехал прямо к застывшей на бетоне громадине танкодесантного бота. Бот уже учуял появление хозяев: слип был опущен, в глубине отсека горел яркий свет.
– Танк загонять не будем, – решил Виктор, – один черт он нам не понадобится.
– Н-да, разумеется, – рассеянно отозвался Огоновский, выбираясь наружу.
За ним, щурясь от яркого солнца, выбеливающего бетон своими безжалостными полуденными лучами, спрыгнул Осайя.
– Пошли, – взмахнул рукой Ланкастер и деловито взбежал вверх по слипу.
– У нас нет чего-нибудь попить? – осведомился владыка, размышляя, какое кресло ему занять. – Воды, что ли?
Гренадер коснулся клавиши запуска двигателей.
– Провизия у нас по правому борту, – сообщил он, глядя в ожившие экраны. – Вон те лючки, с вилкой на синем фоне. Андрей, поищите что-нибудь и на меня тоже.
Согласно кивнув, Огоновский сдвинул в сторону крышку и, порывшись в глубине бокса, достал пару банок с соками.
– Яблочный будешь? – спросил он Осайю.
– С удовольствием, – закивал тот. – Давно не пробовал. Господин генерал, вы не могли бы вывесить один обзорник для пассажиров?
Ланкастер молча пробежался пальцами по клавиатуре, и перед владыкой возник экран кругового обзора, настроенный сейчас на 180 передней полусферы. За спиной Осайи с тихим шипением поднялся слип, почти сразу же бот круто взял в небо. Держа к северу, Виктор набрал двадцать тысяч метров. Впереди и чуть ниже, в прозрачной безоблачной дали, белели снежные шапки вершин.
– Это Трандар, – негромко произнес Осайя.
Гренадер поднял штурмбот еще на пять тысяч метров. Небо над ним заметно потемнело. Оставив управление автоматике, Виктор запустил справочную программу по съемке местности и, быстро разобравшись в аппаратуре, включил сканирующие головки: внизу уже плыли предгорья.
– Переключить реал на вас? – спросил он Андрея с владыкой, сидящих за его спиной.
– Разумеется, – кивнул Огоновский. – Вдруг увидим что-нибудь без анализа?
– Все может быть, – согласился Ланкастер. – Владыка, а вы не помните, где, собственно, находятся эти ваши монастыри?
– Вокруг стартового комплекса, – ответил Осайя. – Их там было несколько. А комплекс чуть к западу, если я не ошибаюсь.
– Да?
Ланкастер тронул штурвал. Изображение, передаваемое на экран сканирующими головками, сорвалось в стремительный галоп.
– А вот, видимо, и он самый…
Головки смотрели вбок под углом в тридцать градусов, но мощный «мозг» информационного центра отрабатывал картинку, смещая ее ближе к вертикали.
На первый взгляд комплекс пострадал куда меньше, чем можно было бы предположить. Три огромных стартовых стола с пристыкованными к ним решетчатыми вертикальными башнями по-прежнему невозмутимо возвышались над желтой равниной. Великое множество железнодорожных веток, все также, змеясь, уходили к сортировочному узлу, а от него, четырехпуткой – на юг, в сторону основных промышленных центров страны. На петлях сортировки осталось даже с десяток локомотивов. Некоторые железнодорожные пути, полого поднимаясь, вели к черным провалам в горах, окружающих равнину как с севера, так и с востока – очевидно, там находились ангары и служебные помещения.