Но я почему‑то не поверила Зуевой. Подумала, что платье тут, скорее всего, ни при чем, хозяйке фонда явно сказали какую‑то гадость, а она не хочет о ней говорить. Я решила продолжить беседу:
— Вероятно, вы кого‑то обидели, и теперь этот человек мстит, хочет разрушить самое дорогое, что у вас есть, — ваш фонд.
— Я всегда считал себя самым ценным для мамы, — без тени улыбки произнес Вадим.
— Думаю, ты прав, — согласилась я. — Но, похоже, неизвестное лицо пытается навредить дому Доброй Надежды. Возможно, на, так сказать, кастинге будущих подопечных кто‑то, получив от вас отказ, разозлился, проявил агрессию. Вспомните, не было чего‑нибудь подобного?
Зуева вытащила из держателя на торпеде бутылку минералки и начала откручивать пробку.
— Мы связаны с сотрудником федеральной службы исполнения наказаний Натальей Кругловой. Она порядочная, ответственная и добросердечная женщина, подбирает кандидатуры для программы «Жизнь заново». Мы ей верим. Наталья напрямую общается с начальниками колоний и ни разу не прислала нам рецидивиста с двадцатью ходками. Фонд берет под свою эгиду оступившихся, таких, например, как Настя. Украла девушка по глупости одежду, чистосердечно раскаялась, больше никогда не притронется к чужому. Мы не устраиваем кастингов, никому не говорим: «Вы нам не подходите», — работаем с теми, кого присылает Круглова. Ты вот видела Киру, Кирилла, Анюту, Антона, Бориса, Надю, Леонида. Разве они похожи на бандитов?
— Нет, — признала я.
— Все они хорошие люди, которым просто требуется правильное воспитание, — продолжила Нина Феликсовна. — Подопечные фонда работают в наших мастерских, делают мебель по заказам клиентов. Как только человек попадает к нам, мы у него спрашиваем: «Есть мечта о профессии?» Анюта сразу ответила: «Да. Хочу стать стилистом». И мы пристроили ее в салон, правда пока уборщицей. Но, собственно, все ученики стартуют с малопрестижной должности, мастерами делаются не сразу. Кроме того, Кузнецова за наш счет обучалась в колледже, где готовят парикмахеров. Остальным было все равно, кем быть, поэтому они работают на производстве при дизайн‑бюро. Надя и Кира шьют занавески, мужчины изготавливают мебель и прочие предметы интерьера. Кирилл, например, мастерит замечательные настольные лампы, торшеры, люстры. У него настоящий талант. Покажешь Найденову картинку в журнале, и он ее до мельчайших деталей повторит. Да и сам на выдумку горазд.
Я решила остановить благотворительницу, которая явно смотрела на участников проекта сквозь розовые очки.
— Хорошо, будем считать, что обитатели общежития ни при чем. А сотрудники? Вы кого‑то увольняли со скандалом?
Вадим, глядя на мать, обронил:
— Валентина…
Я моментально встрепенулась.
— Кто она такая?
Нина Феликсовна сделала несколько жадных глотков прямо из бутылки.
— Ратмина Валя работала у нас до Ларисы. Хорошая, покладистая, положительная сотрудница, но мне пришлось ее уволить.
— Почему? — удивилась я.
— Да… так, — загадочно ответила Зуева.
— Вы же не хотите, чтобы в доме Доброй Надежды произошла еще одна трагедия? — воскликнула я. — Вдруг Ратмина затаила злобу на хозяйку, выставившую ее вон?
— Вполне возможно, — встал на мою сторону Вадим. — Валентина маме неоднократно звонила и все чего‑то требовала.
— Нет, нет! — горячо возразила Нина Феликсовна. — Валя очень расстроилась, просила найти ей новое место, одолжить денег на жизнь. Я в конце концов пристроила ее к одной из своих бывших клиенток, та директор школы. Валечка преподает домоводство, она прекрасный человек.
— Не пойму, зачем вы уволили хорошую сотрудницу? От добра добра не ищут, — усиленно нажимала я на болевую точку.
Зуева нехотя призналась:
— Меня очень попросили взять на ее место Ларису. Ради интересов фонда пришлось согласиться.
— Ничего не понимаю! — воскликнула я. — Малкина жена богатого человека, зачем ей занимать хлопотную должность управляющей, получать небольшую зарплату…
— У Лары оклад четыреста тысяч, — перебила меня Нина Феликсовна.
— Сколько? — ахнула я. — Ну и ну!
— Мама, расскажи правду, — потребовал Вадим.
— Вениамин Константинович убедительно просил меня держать язык за зубами, — возразила Зуева.
— Ну, тогда я сам, — заявил Вадик. — Надо же понять, что происходит в общежитии. И вдруг удастся вернуть настоящее кольцо?
Я хотела сказать, что последнее маловероятно, но промолчала.
— Мама знает Вениамина Малкина много лет, он когда‑то был директором кондитерской фабрики, где она работала художником… — заговорил Зуев.
— Домами мы не дружили, — перебила его мать, — но по службе плотно общались. Вениамин крайне порядочный человек. Я знала, что у него есть жена и маленький сын, но никогда не видела ни ее, ни мальчика. Малкин раньше меня покинул производство, занялся бизнесом, не имеющим никакого отношения к сладостям, и враз разбогател. Однако нос не задрал, старых приятелей не забывал. Он меня регулярно поздравлял с Новым годом, с днем рождения, Пасхой, Рождеством, а я звонила в праздники ему. Вот такие отношения, добрые, дружеские, но без лишней откровенности и панибратства.
Я старалась не пропустить ни слова из рассказа Нины Феликсовны.
…Некоторое время назад Вениамин Константинович попросил старую знакомую встретиться с ним в ресторане. Слегка удивленная Зуева приехала в указанное место и услышала от Малкина весьма грустную историю.
— Лариса обманула меня, — сказал бизнесмен. — Не спрашивай, что случилось. Правду рассказать не могу, а врать не хочу. Жить с Ларой более не могу, но и развестись не имею права. В молодости ради того, чтобы выйти за меня замуж, Лариса разорвала отношения с отцом и матерью, родные выгнали ее на улицу.
— Почему? — удивилась Нина. — Ты не пьяница, не маргинал, из хорошей семьи, москвич. Чем так не угодил тестю с тещей? Разве плохо иметь в зятьях директора фабрики, а теперь богатого бизнесмена?
— Когда мы шли в загс, я был обычным парнем, не имел ни денег, ни должности. Насчет моих папы с мамой ты права, они были врачами, хорошо зарабатывали и встретили Лару с распростертыми объятиями. А вот ее родня… На самом деле Лариса по паспорту Лейла, она из семьи, где исповедуют ислам. Правда, тесть и свояченица нормальные люди. Когда я пришел просить руки Лары, ее отец не обрадовался, но и агрессии не выказал, а Мухаджафида так любила свою сестру, что сразу закричала: «Как я счастлива! Лейла невеста!» Но мать у них — это нечто. Она закатила скандал, каких я никогда ни до, ни после не слышал. Стала гнать нас вон, схватила Коран, выставила его перед собой, кричит что‑то по‑своему… Лейла на улицу кинулась, я за ней. Смотрю, она рыдает: «Мама меня на священной книге прокляла, не будет нам счастья. Она у Аллаха попросила, чтобы у нас чудовища рождались». Еле‑еле ее успокоил. Вот такая история. Лейлу все стали звать Ларисой Евгеньевной. Я никогда не забуду, через что Лара прошла, поэтому заявление о разводе в загс не понесу. Как уже говорил, не имею морального права на это. Мы просто разъедемся, я отдам Ларисе нашу старую квартиру. А еще есть сложности с бизнесом — много всего оформлено на жену. Она об этом не знает и знать не должна. Развод мне невыгоден. И я надеюсь, что когда‑нибудь мы помиримся, если Лара выполнит мое условие.